И, что самое приятное, у меня ничего не болело. После ночи пьянки, нескольких драк и спанья на голой земле нормальный человеческий — или даже орочий — организм должен как-то сообщить о своем недовольстве отклонениями от правил здорового образа жизни. Но мой — молчал. Если бы я обнаружил себя в таком состоянии пару лет назад, то подумал бы, что уже умер и пребываю в раю. Птички, бабочки, цветочки…
«Я — все-таки бог, — подумал я. — И в некоторых случаях это, наверное, хорошо».
И вдруг мне стало так тоскливо, что захотелось если не заплакать, то громко выругаться. Я не хочу быть богом! Я вообще не хочу валяться в этих райских кустах! Орочий мир — не мой. Он мне не нужен. Да и я ему, по большому счету, тоже. Хаотическая аномалия уничтожена. Мир получил хороший пинок, и дальше будет жить по нормальным законам. Оркам тесно в степях — они пойдут на юг. Сначала перебьют свихнувшихся эльфов-генетиков, потом доберутся до их западных сородичей. Небольшой Карод превратится в империю на половину континента. Потом она развалится, а гномы изобретут пушки, и начнется новый виток истории.
Все это было и будет — и на Земле, и в сотнях других миров.
У Жужуки есть муж. Вот пусть он о ней и заботится. Будут у нее дети или не будут, теперь зависит не от меня. Это — не моя война. Как там сказал тот черномазый эльфеныш возле могилы Лофта? «Одним орком больше, одним меньше»? Цинично, но верно.
А я могу вернуться на Землю. Достаточно закрыть глаза и представить ствол кривой березы в предрассветной дымке. Думаю, моих божественных сил хватит и на то, чтобы, переместившись в родной мир, натянуть на себя личину «старины СанСаныча». На Земле нет магов. Все будут видеть не орка, а человека. Это просто.
И все же что-то не давало мне отправиться туда, где я больше всего хотел находиться. Поразмыслив немного, я вдруг понял, что это «что-то» — духи земли и ветра, давшие мне присягу. Полуразумная астральная мелочь, которая вдруг оказалась сильнее приказов Арагорна. На любых богов можно наплевать и забыть. Убьют — не страшно. А эти малыши… Они мне поверили. Они сделали на меня ставку…
«Что ж, будем спасать мир дальше, — пробормотал я. — Только вот от кого? Вроде ничего аномального в нем не наблюдается. Где-то есть зерно Хаоса, но нет доказательств того, что кто-то собирается его активизировать».
От размышлений о судьбах мира меня отвлекли чьи-то шаги. Я не боялся, что меня обнаружат, духи ужаса не дадут никому даже приблизиться к «моему» жасмину. Но кому это пришла в голову мысль забраться в самую глухую часть дворцового сада?
Любопытство сгубило кошку, а меня заставило перестать страдать и прислушаться к тому, что происходит в нескольких шагах от подкустового лежбища.
По дорожке прогуливались двое.
У одного — тяжелые и одновременно шаркающие шаги, гравий на дорожке под его ногами хрустит так, что замолкают испуганные птицы. Так ходят очень полные люди. Или нелюди, хотя среди орков я не встречал таких толстяков, какие, бывает, попадаются на Земле.
Второй двигался почти неслышно, его присутствие выдавал лишь легкий шелест камешков да голос — сочный баритон:
— …и что, она одна ходит на рынок?
— Нет, конечно, — ответил толстяк.
У него неприятный надтреснутый фальцет:
— Она ходит в сопровождении полудюжины копейщиков из степных кланов.
— Она берет товар у одних и тех же торговцев?
— Не всегда. Отдает предпочтение лавкам, принадлежащим купцам с побережья, но таких — несколько десятков. Рыбу покупает на причале, какая лодка разгружается, там и берет.
— Конечно, старуха наверняка что-то подозревает. А кто несет корзину с покупками?
— Кто-нибудь из кухонных мальчишек. Они все верны няньке Владыки больше, чем самому Владыке. Она многих из своей родни пристроила во дворце, так что челядь на нее только что не молится.
Между листьями мелькнула смутная тень. Шаги замерли. Видимо, говорящие остановились. Это кто-то из стражей стены решил, что слишком опасно разрешить болтунам подойти ближе к тем кустам, которые я уже начал воспринимать как свою временную резиденцию.
— Очень хорошо, — задумчиво произнес красивый баритон.
И повторил:
— Очень хорошо. Кто их, орчат, считает? Подменить одного-двух будет несложно.
— Но старуха — ведунья, — фальцет толстяка дрогнул. — Она может увидеть обман. Все же не зря Ивишлу выбрали когда-то няней для юного Владыки. Она — очень сильная ведунья. И, если бы ни ее травы, то Владыка давно бы пас звезды на пятом небе.