Орканутый (СИ)

Я приоткрыл глаза. Первые солнечные лучи резали глаза. Прохлада утра морозила зад и спину. Ох, какой же бодун. И когда я успел? Последнее, что помню… Мы с Каей и Ашей шутили, а потом… Набухались? О нет, что мы втроем делали?

А потом вспомнил. Блин, я всего лишь превратился в оборотня. Вокруг меня столпились Торкх, шаман, Кая, Джыр, братья, какие-то неизвестные мне орки.

— А-а-а-а!!! — заорал я так, что вздрогнули все. — Лоля! Ты что тут делаешь?!

Моя, или уже не моя, бывшая жена, возвышалась горой над орками. Вокруг нее бегали зеленые детки, периодически подбегали ко мне и тыкали палкой. И хоть кто-нибудь бы замечание сделал.

— Я больше не «кости», — улыбнулась верзила. — Теперь ана… конда. Большая. Идти с вами. Трайл умереть. Но я теперь все знать. Это был ты. Меня бить. Заставлять, — Валуев замялся, покраснев щечками. — Не забыть тебя. И очень полюбить. Тебя…

— А-а-а-а!!! — полностью протрезвел я.

Глава 17. Тяжёлый мир

Этой ночью никто не спал. А у меня еще и ощущения, как с бодуна. Унылой и уставшей вереницей мы плелись по буреломам и кустарникам. Дорог здесь не было, но орки-мужики исправно играли роль сенокосов, расчищая путь шеренге огромными тесаками и топорами. Трое орков прихрамывали, еще двое не могли поднять оружие. Одного пришлось бросить. Слишком большая заноза.

Ну ладно, мы его не бросили. Я заставил взять подранка с собой. Смастерили волокушу и теперь братья Бом и Гым, недовольно бурча, тащили раненого. По их словам, такое мероприятие для рядового орка приравнивается чуть ли не к лишению анальной девственности. Раненому орку тоже было не по себе. Рядом с ним шел шаман и периодический усыплял бедолагу. Тот норовил покончить жизнь самоубийством в муках позора. Да уж, старые привычки так просто не искоренить. Нам с шаманом пришлось уговаривать орков. И это оказалось непросто. Они вроде и понимают, но мешает вековечная «память крови».

Мою оборотную натуру не боялись. Орки вообще мало чего боятся. Особенно силу. Для них, чем сильнее враг, тем лучше. Сильных друзей, если такое понятие для орков приемлемо, уважают. А я-то оказывается, раз в месяц, сильнее целого десятка зеленых бугаев. Значит это — хвала и почести. На маленькие недостатки, вроде потери памяти и контроля над собой, никто не обращает внимания.

Мы шли медленно. Так медленно, что доберемся до цели не через два, а через три дня. И все из-за тупорылого оборотня. Вот Край, вот проказник. И где только подцепил такую хворь.

— Так он хотел стать сильнее, — вздохнул шаман. — Весь в отца. Один изуродовал себя некромагией, другой стал оборотнем. А ведь даже я ничего не чувствовал.

— Ага, — согласился я и посмотрел на свой кулак. — Тело действительно слабовато. Дыхалки не хватает, «стамина» падает. Но очень быстрое и ловкое. Видимо из-за этого.

Мудрый орк пропустил мимо ушей непонятные слова. Основной смысл он уловил.

До вечера мы не дотянули. Первыми стали канючить дети. Ну как канючить — басить, что жрать хотят и срать. Это же орочьи дети. Но все понимали, что идти без отдыха и сна для хрупкого детского организма, весом в сотню килограмм, очень тяжело. Остановились на привал, разбили лагерь. Многие сразу вырубились прямо на земле — захрапели.

Я тоже прилег. Но ненадолго. Ко мне подошел Улук-Урай.

— Молодой вождь, — замялся он. — Ты обещал мне рассказать о своем мире. Может быть найдется время для любопытного старика?

— Прямо сейчас? — устало спросил я.

— Прошу, молодой вождь.

Что ж. Ничего не поделать.

Активировать навык «Пиздабол»…

— Хорошо, — величественно кивнул я. — Я поделюсь с тобой толикой своей безграничной мудрости. Присаживайся.

Бросаю кость…

Проверка сопротивления цели…

Шаман улыбнулся. Или ухмыльнулся. Неужели старый лис чувствует пиздабольную ауру? Имеет большой резист к ментальной магии?

Вывожу: частичный успех…

— Расскажи о своем мире, пожалуйста, — с огромным интересом попросил он. — Какие неведомые существа и твари обитают в нем?

Я задумался. Глубоко так задумался. Шаман заерзал на месте. Наконец, я заговорил истину:

— Ну что ж — внемли. Мой мир огромен и там живет множество чудных существ. Я расскажу тебе лишь о некоторых из них. Это расисты, фашисты, секс-меньшинства, феминистки, анархисты, сектанты, фанаты Тимати и Ольги Бузовой, веганы и вегатарианцы. Да-да, последние — не одно и то же. Одни чуть ебанутей других, и мед считают пчелиной рвотой.

— А разве это не так? — перебил меня шаман.

— Так, но… — запнулся я. — Не перебивай! На чем я остановился? Ах, да. У нас тоже есть тролли. И они огромные! Невидимые! И плюют кислотой, прожигающей душу! Им нельзя въебать, можно только убежать! Мало, кто может противостоять им долго. Они плодятся и плодятся. Есть подвид троллей. Называются хейтеры. Смысл их существования — доказать гигантизм своей маленькой пипирки. Они прячутся в тенях и… вертят ею, вертят во все стороны, в надежде, что кто-нибудь ее заметит.

Шаман даже дышать перестал. Ему было тяжело уловить весь смысл сказанного, но мне это только на руку. Так и задумано. Пусть считает, что еще не дорос до такой мудрости.