Мне никогда не уйти от этой любви. И пусть я не сопротивляюсь особо, но я рад что она будет жива, и в своей семье. Не со мной, но главное, что сердце ее будет биться.
Оставшуюся неделю мы виделись через то самое окно. Больше меня к ней не пускали, к сожалению, даже за деньги. Стерильность сейчас была особенно важна.
Далия шла на поправку. Ее шрам заживал, и мы готовились к выписке. Та палата нам так больше и не пригодилась.
Снял квартиру через дорогу от клиники. Умные арендодатели хитры как обычно и якобы сделали скидку. Хотя по сравнению с ценником квартир на следующей улице я переплатил ровно половину. Но дело тут вовсе не в деньгах я бы и тройной тариф оплатил. Не жалко. Главное тут, чтобы она полностью восстановилась.
– Тебе тут нравится?
– Очень, – веду ее по квартире под руку.
– Чувствую себя старушкой, – чуть улыбается.
– Ты самая молодая старушка на моей памяти, – она начинается смеяться и тут же хватается за грудную клетку морщась. – Черт, прости.
– Ничего, я и сама не привыкла еще ко всем ограничениям этим. Поверить не могу, что теперь так жить придется.
– Главное тут слово – жить, остальное неважно.
– Ты правда так считаешь? – останавливается и так же не отходя смотрит в мои глаза.
– Конечно, – целую ее в лоб, приучая именно к этому.
– Орхан, кажется, я уже не в кровати лежу под сотней датчиков. И мои губы не оперировали.
– Ты о чем?
– О том, что ты меня ни разу еще не поцеловал.
– Боюсь прикасаться к тебе, извини.
Усаживаю ее на диван и ухожу раскладывать остальные вещи. Потому что те, что оставались в палате, пока она была на операции и в реанимации я уже тут определил.
– А моя цепочка? Где она? И сакба?
Выворачивает наизнанку. Не могу себя пересилить. Но все же беру их в руку и несу. Помогаю одеть и сразу ухожу изображать деятельность.
– Орхан?
Далия сейчас говорит чуть тише обычного, потому что сейчас важный период, когда многое нельзя.
– Что?
– Ты не мог бы принести воды и мне надо бы обтереть тело. В душ нельзя еще.
«Твою ж… Черт».
– Я найму тебе человека специального… – не договариваю, потому что вижу на ее лице обиду и боль. – Нет, нет, нет, Лала, милая.
Ей нельзя плакать, блядь. Как же я хочу орать во всю глотку.
– Не плачь, прошу.
– Ты отвернулся от меня? Тебе противно? – она непонимающе смотрит и ищет ответы в моих глазах, но там их не найти.
– Нет, Лала. Не говори так. Никогда не думай о подобном, я просто очень боюсь навредить. Я не представляю себе как это все…
– Ну я же скажу, что и как, – наконец улыбается. – Меня медсестры пару раз протирали. Прости что ты сейчас во всем этом участвуешь, но…
– Сейчас я все сделаю. Пойдем в комнату.
Прикусываю язык, чтобы не послать к черту всех и в очередной раз беру себя в руки.
Далия
Мне стыдно и ужасно неловко. И я бы хотела попросить именно маму об этой услуге, но, наверное, только Орхану я доверяю настолько, чтобы услышать именно то, что он сейчас сказал.
После операции спасали только обезболивающие, которые колли вовремя. Но один раз они чуть раньше перестали действовать, и я ощутила все как есть. это ужасная боль. Давление на грудной клетке ощущается и с ними, но боль… она была очень сильной.
Теперь я передвигаюсь очень медленно и мало. Но и лежать мне разрешено только в послеобеденный сон и ночью. Все остальное время только сидеть и ходить. И главное не переусердствовать.
И как найти тут баланс я не представляю.
Орхан взял снова меня под руку и повел в комнату, где была одна узкая кровать. Полагаю еще одна дверь в этой квартире это наша спальня.
Он меня раздевает от просторного, но длинного платья, хотя Орхан говорил, что не против одежды западных женщин, но я не хочу.
Остаюсь обнаженной. Если не считать повязки на лейкопластыре. Бандаж ужасно неудобный, но он важный элемент восстановления, поэтому ненадолго ощущаю, как могу дышать ровно и без неудобств.
– Повязку только не намочи пожалуйста. И думаю стоя будет удобней.
– Да ты права, – говорит откуда-то позади меня.
Может быть сейчас не время таких воспоминаний, но я бы хотела вспомнить нашу брачную ночь и следующие тоже. Как все это было. Заливаюсь краской от этих мыслей и моего тела касается теплое полотенце.
– Не горячо?
– Нет. Отлично все.
Он аккуратно водит по мне ею и доходя до поясницы останавливается, а после я слышу, как садится.
Перехватывает дыхание, которое нельзя задерживать, поэтому я просто дышу.
Я знаю, что я сейчас не самая сексуальная жена. Похудела очень и не было возможности ухода, однако кажется его это нисколько не смущает.
Полотенце скользит по ягодицам и ногам стирая больничный запах и заодно страх, прошлых дней.
Орхан переходит вперед и я снова не дышу. Не дышу, смотря на него сверху вниз. Сталкиваясь с его глазами.
Смущенно свожу ноги, на что он лишь улыбается и качает отрицательно головой.
– Может только ноги протрешь. Мне наклоняться нельзя и верх? Я умру от стыда.
– Ты теперь не умрешь, так что я приступаю.
«Всевышний, зачем все так? Это слишком неловко».
Он продолжает и продолжает двигаться вверх, достигая коленей. И выше омывая бедра и…
– Мне нельзя часто дышать, точнее одышка… Точнее, ну ты понял.