Бакстер вылетел, сел на кровать, схватился за сердце и начал:
— Да что ты знаешь, Дейка?! Да она мне за это время всю душу вытрепала, мозги вынесла и выбила, как коврик на улице, а уж сколько кровушки моей попила… — показал он лапками «много-много», — целая бутыль наберётся!
— Сам виноват. Кто тебя просил её похищать? — села я рядом с мышом на кровать.
— Да я-то… я-то думал — спасаю несчастную леди… А оказалось что?
Оказалось-то, Дейка, что я магистра от занозы в заднице спас, да себе вставил! Во-о-от такого размера, — Бакстер развел крылышки в стороны, показывая размер приобретённой проблемы.
— И тебя не проткнуло? Во-о-от такой-то занозой? — рассмеялась я над ним.
— Дейка! Насквозь пронзило, до мозгов дошло, дырочку в голове сде-ла-ло!
— Бакстер, какой ты несерьёзный мужчина! Сколько ты с ней? Сутки, двое?
А уже крылья распахнул и дёру!
— Дея! Она не женщина — она моя смерть! Я еле выжил! Магистр пришёл, припёр меня к стенке, а я так рад был его видеть, Дея! Так рад!
Представляешь?! Сразу понял: моё спасение, заберёт эту погибель от меня, спасёт бедного летучего мыша!
— И поэтому ты меня сдал, да?
— Да классно же всё вышло! Ты счастлива, я счастлив! Всё равно выбора не было, так хоть свободу выторговал! — ораторствовал мышь. — Демон же знал, где мы. Надо стало — сразу нашёл. Это я сейчас-то своим вынесенным мозгом понимаю, что я ему ещё одолжение сделал, осчастливив пропажей Леди. Он, наверное, так бы и оставил её со мной до приезда сестры. А я бы уже мёртв был, Дея! Мёртв! Понимаешь?
Кристобальт вошёл, смеясь над последними словами мыша:
— Ну ты и трагик, Бакстер, такой талант пропадает зря!
— Почему пропадает? Леди идёт? — спрятался летучий актёр мне за спину.
— О, как она тебя выдрессировала, — удивлённо заглядывала я себе за плечо. — Надо её периодически приглашать. Для профилактики!
— Она страшная женщина, Дея! — маленьким коготочком грозил мне познавший жизнь мышь. — Не думай даже. Вот уедет — мы цветы к дереву-хранителю отнесём, поклонимся низко да поблагодарим.
— Ты? Это мне говоришь ты?
Он быстро-быстро закивал головой, всё ещё нервно поглядывая на дверь.
— Вот это да.
Кристобальт сел рядом со мной, его пальцы пробежались по моей спине, играя на клавишах моего сердца мелодию нежности, вызывая трепет в каждой клеточке моего тела, и притянул к себе в объятия.
— Бакстер, лети, погуляй…
— Но…
— Леди, Бакстер, Леди…
— Всё — я ветер, — шмыгнул он в приоткрытую форточку и скрылся в темноте.
Ох, а за окном-то темень какая, бабушка моя ведьма… А времени-то сколько? Судя по всему, опять придётся тайными тропами пробираться в общежитие.
Заметив мой взгляд, демон зарылся рукой в мои волосы, пальцами массируя кожу головы и заставляя в блаженстве прикрывать глаза, и поцеловал так, что моя душа улетела куда-то высоко-высоко, напевая о нашей любви.
— Оставайся у меня, Дея… — пленительные губы демона шептали в самое ведьминское сердце.
Вот та капелька! Да-да, во-он та! Вроде капелька мозгов, да?
Фу-у-ух, остались ещё…
Собираем эту капельку, разбавляем здравым смыслом, жизненными принципами и тому подобной лабудой, как мне сейчас кажется, и просим свободы.
Свободы не даёт? Хм, ну пусть тогда в общежитие провожает!
Не хочет… Говорит — прикроет, никто не узнает, гном не подкопается…
Где там наш коктейль «Нравственность»? Вот он? Отлично! Вот на нём и сосредоточимся!
Обещает, что будет вести себя прилично? А мы верим? Неа, не верим…
Всей ведьминской душой чуем подвох!
Если он будет вести себя прилично, то я, как самая настоящая ведьма, не могу остаться без ответа спровоцированной, правда? Правда.
Поэтому собираемся, целуемся — только капельку, а то точно останемся! — и топаем к общежитию. Топаем! Да хватит по всем углам целоваться, Дея!
Демон, ну ты-то куда? Девичья нравственность — очень хрупкая субстанция! Её, между прочим, очень тяжело оставить нетронутой!
Вот, молодец! Ведьма сама себя не похвалит — считай, прокляла.
Добралась целёхонькой!
Глава 5
Счастливая, зацелованная, вся такая… в романтическом беспорядке и с ураганом чувств в душе … я ввалилась в нашу комнату и замерла на месте.
Там царил хаос: кровати перевёрнуты кверху ножками, вещи выпотрошены из шкафа и разбросаны по всему полу, бутылочки с заготовленными зельями от простуд и других лёгких недугов переколочены, а осколки от пузырьков отливают всеми оттенками радуги под светом покосившейся лампы на потолке. Силька сидит на единственном уцелевшем стуле, уронив голову на руки, а лицо закрывает водопад рыжих кудряшек.
— Силька! — подлетела я к ней, опускаясь на колени. — Что произошло?
Она медленно подняла голову и я сквозь рыжие локоны волос увидела её карие, полные слёз глаза.
— Фабиан, — ответила она и тут же место слёз в её глазах заняла жгучая испепеляющая ненависть, заставлявшая гореть взгляд нездоровым блеском. — Узнал о зелье и решил отомстить, собака бесстыжая.
— Но как? — удивилась я: никто кроме нас не мог ему рассказать…
— Да выдерни леший мой язык, сама виновата!