Орхидея съела их всех

Бриония не спрашивает, обязаны ли они этими брауни журналистскому заданию Джеймса. Он все время печет: хлеб – каждый день и что-нибудь сладкое два раза в неделю. Однажды испек “самый калорийный торт в Британии” по рецепту из какой-то бульварной газеты – с надеждой написать остроумную заметку о том, что его органические эко-дети не стали есть эту пакость, но они умяли торт за милую душу. Правда, Холли потом стошнило: вся комната была в коричнево-розовой рвоте. Бриония теперь уже не помнит, что было розовым в том торте. Вряд ли свекла. Наверное, варенье. Зачем же он извел свежую молодую свеклу на брауни? Можно ведь было просто ее запечь. Все любят печеную свеклу, и она так быстро запекается, пока молодая. Или хорошо было положить ее в салат.

– Да, детям полезно есть побольше овощей, – произносит Бриония вслух.

– Вот и я так подумал. И ты ведь тоже сможешь попробовать, правда?

Она подходит к холодильнику и достает бутылку белого совиньона “Вилла Мария”, которую открыла накануне вечером. Осталось не больше трети, поэтому она достает еще одну бутылку и на всякий случай кладет в морозилку. Идет в другой конец кухни и выбирает себе в буфете бокал “Дартингтон кристл” без щербинок. На часах три минуты седьмого. Но утром время перевели на зимнее, так что в каком-то смысле сейчас только три минуты шестого.

– Тебе достать? – спрашивает она Джеймса.

– Нет, спасибо.

Он смотрит на часы.

– Как прошел день?

– Нормально. Эш так и не подходит к глубокому краю, когда включают волны, – с тех пор как на прошлой неделе что-то там произошло. На вечеринке было скучновато. Бедняга Флёр расклеилась, но не подает виду. А, и еще потом, на обратном пути от Флёр, Холли вспомнила, что забыла голубой шарф, и пришлось тащиться обратно в Дил. В общем, много мотались сегодня, ну и к тому же она переела сладкого. Естественно, торт на вечеринке и какие-то сладкие сэндвичи, отвратительные на вид, да еще пирожное у Флёр… Ну, хотя бы голодной не осталась. Правда, теперь вон чешется.

– Ага, и ты решила подсунуть ей дурацкий фильм в качестве лекарства?

А брауни со свеклой – лекарство? Но вслух Бриония этого не говорит.

– По крайней мере, так она некоторое время помолчит.

Бриония наливает себе вина. Когда делаешь первый глоток кисловатого белого совиньона в прохладный день робкого начала весны – словно пробуешь на вкус поле студеных и трепетных цветов.

– Значит, говоришь, Флёр не очень?

– Ну, она, как обычно, ничего не говорит о том, что у нее на душе. Жаль, что она совсем одна в этом огромном доме. Наверное, ужасно тяжело – вдруг оказаться в ответе за весь “Дом Намасте”, за всю терапию, йогу и что там у них еще. И все эти знаменитости, которые вечно там толкутся… Впрочем, я подозреваю, теперь все это хозяйство легко продать, только вот непонятно, что она тогда будет делать… Она больше ни в чем не смыслит. Коттедж, конечно, принадлежит Флёр, но тот, к кому перейдет главный дом, наверняка захочет договориться с ней, чтобы продавать дом вместе с коттеджем как один большой объект…

– Когда похороны?

– В следующий четверг. Пока она всех оповестит… Возможно, приедут люди из Индии, Пакистана, Америки…

Бриония идет к буфету и выбирает бутылку красного вина к ужину. Может, открыть сразу две? Нет, хватит одной. Но тогда, пожалуй, лучше подойдет темпранильо 15,5 %. Неделя предстоит непростая, не помешает подзарядиться чем-нибудь насыщенным и согревающим. Она принимается за поиски штопора, который никогда не оказывается там, где она видела его в последний раз. Отец много чему научил Брионию – например, тому, что бутылку красного следует открывать за час до употребления, а если вину больше пяти лет, тогда даже раньше, чем за час. У Брионии остались смутные воспоминания о вечерах, когда отец открывал по две бутылки за раз, и одну из них мать выпивала сама еще до ужина, и вид у нее при этом бывал какой-то вампирический, и в эти минуты казалось, будто она ждет чего-то, сама не зная чего. После ужина отец курил гашиш, а мать опорожняла вторую бутылку, и они говорили о том, не поехать ли снова на острова Тихого океана, чтобы продолжить исследование Затерянного племени, а Бриония тем временем читала Джейн Остин и мечтала, чтобы зазвонил телефон.

– Показать тебе одну штуку? – спрашивает Джеймс.

– Какую?

– Ну, иди посмотри.

Она вздыхает:

– Подожди, открою вино. И еще мне надо переобуться.

Бриония откупоривает бутылку, снимает ботинки и надевает пару грязных голубых кедов “Конверс”, которые не стала выбрасывать и оставила для работы в саду, – правда, в последнее время ей не до сада.

– Холли! Эш! – зовет Джеймс. – Не хотите взглянуть на мою работу?

– Они там так хорошо устроились, – говорит Бриония.

– А нам обязательно приходить? – кричит Холли.

Джеймс вздыхает.

– Нет, необязательно! – кричит он в ответ. – Но вы потом будете локти кусать, если этого не увидите!