Оркнейский свиток

Я им верила, хотя от этого мне было не легче. Несмотря на тот факт, что Перси назвался вымышленным именем и был не слишком откровенен со мной, я вдруг поняла, что он мне был если не друг, то человек, к которому у меня возникло какое-то особое чувство. Перси был не просто тем, кто провел экскурсию по достопримечательностям неолитического периода для меня, которой небезразличны разного рода древности. Когда я увидела тот старый дом и человека в инвалидном кресле, я очень надеялась, что, прежде чем уеду, найду Перси и расскажу ему об этом. Я не до конца понимала, что он называл Пустошью, лабиринтом и раненым королем, но если он считал, что именно в этом кроется избавление, тогда он должен был увидеть тот дом и человека в инвалидном кресле.

Все вокруг были исключительно милы. Моя куртка была забрызгана кровью, а на рукаве остались кровавые отпечатки пальцев Перси. На подошвы моих туфель толстым слоем налипла грязь, перемешанная с кровью. Я все повторяла и повторяла, что со мной все в порядке, но меня трясло. Я не могла понять, почему в полицейском участке так холодно. В меня влили столько чая с сахаром, что этой жидкости хватило бы для запуска в плавание океанского лайнера, да только все без пользы. Полицейские даже отправили патрульную машину в гостевой домик миссис Браун за чистой одеждой, чтобы можно было забрать запачканную как вещественное доказательство. Невозможно было представить, что могла подумать миссис Браун обо всем этом в такой час, но позже она проявила даже еще большую заботу. В полиции мне сообщили, что спустя некоторое время я смогу забрать свою одежду. Я ответила, что не стану этого делать, потому что не хочу больше ее видеть.

Меня снова и снова просили рассказать, как я нашла Перси. Я постаралась рассказывать как можно подробней. Я ответила, что он был жив, когда я нашла его, и что, когда я попыталась уйти, чтобы позвать на помощь, он схватил меня за руку. Меня спросили, не говорил ли он чего, и я ответила, что да, он что-то говорил, но ей-богу, я не могу припомнить, что именно. Меня спросили, не называл ли он имени своего убийцы. Я ответила, что это вряд ли, и, что мне вообще показалось, что он бредит. Меня попросили не спешить, и когда я вспомню что-либо, то должна позвонить в полицию.

Пока я сидела в участке и пила чай, приходили люди. Вошла открывшая мне дверь супружеская пара, чтобы дать показания и подписать протокол. В отличие от странной, запачканной кровью женщины, которая с криками колотила в их дверь, они ничего не видели и не слышали. Никто ничего не слышал и не видел.

Меня спросили, знакома ли я с жертвой. Я сказала, что подвозила его за пару дней до совместного осмотра исторических достопримечательностей Шотландии, когда он упал и сломал свой велосипед. Я старалась быть честной, насколько это было возможно. Все-таки я живу с полицейским. Я рассказала, что за все то время, что мы провели вместе, так и не узнала его имени. Это было правдой. Неохотно я рассказала, что он называл мне свое прозвище — Перси, что прозвучало несколько странно, поскольку о прозвище речь не заходила, но полицейские записали все сказанное мной. Затем меня спросили, почему я остановилась и предложила подвезти его, на что я ответила, что он показался мне знакомым, похожим на кого-то из Торонто. Однако он оказался не из Торонто. Как я позже узнала он жил со своей матерью в старом доме в Керкуолле. Мне сообщили, что задержат у себя арендованную мной машину. Пока я ждала, держа в руках кружку, в которую постоянно подливали чай, в участок вошла довольно скромно выглядящая женщина, лет шестидесяти, в серо-коричневом и довольно поношенном пальто и такой же шляпке. Она очень походила на Перси, только старше лет на двадцать пять. Должно быть, это была его мать. В руке у нее был скомканный носовой платок, который она постоянно прикладывала к глазам. У нее текло из носа, но она, кажется, не замечала этого. Какое-то время мы сидели в одной комнате, под бдительным оком строгой женщины-полицейского.

— Мой мальчик попал в аварию, — сказала она, покопавшись в своей сумочке в поисках еще одного платка.

— Мне очень жаль, — ответила я.

— Он, наверное, упал с велосипеда и ударился головой. Утром ему будет уже лучше. — Я вздрогнула, но женщина-полицейский кашлянула и затем едва заметно покачала головой. — В полиции считают по-другому, но они ошибаются. Ошибки случаются. Он всегда ездил на велосипеде. Он ушел с работы. Я не знаю почему. Он был мечтателем, мой мальчик. Его нашла какая-то женщина.

Мгновение я молчала. Стоит ли ей рассказывать, что это — я та женщина, которая нашла ее сына?

— Надеюсь, он не мучился, — шмыгая носом, произнесла она. — Мне тяжело сознавать, что ему было больно.

Я глубоко вздохнула.

— Это я его нашла, и он совсем не мучился.

Она встала со стула, бросилась ко мне и схватила меня за руку. Это напомнило мне, как Перси, умирая, сжимал мою руку.

— Поклянитесь, что ему не было больно, — сказала она. — Пожалуйста.

— Клянусь, — сказала я.

— Он сказал что-нибудь?

— Простите, но я не помню.