Орланда — не забудем, что в теле двадцатилетнего юноши живет душа двенадцатилетнего подростка, — спал счастливым сном ребенка, и объявление о прибытии на вокзал не разбудило его. Он открыл глаза только после остановки, рывком сел на полке, протер глаза, зевнул, взял сумку. На перроне у вагона стоял Альбер, встречавший Алину. Орланда рассеянно наблюдал за хорошо знакомой ему сценой, но вдруг почувствовал неожиданное удивление: оказывается, он воспринимает Альбера, в точности как Алина, на манер супруги с многолетним стажем, которой все поднадоело. «Да она чокнутая! — сказал он себе. — От такого мужика дрожь забирает! Высокий, широкоплечий, атлетически сложенный, а походка легкая и манеры обволакивающие, так и хочется прижаться! Ну ладно, она не знает, что хороша, с этим я еще готов смириться! Но не ценить по достоинству такое богатство… Какое расточительство! Да, я был прав, что покинул ее! Как жаль, что у меня нет ни малейшего шанса соблазнить Альбера, — мужчины его совершенно не интересуют!» Орланда вздохнул, сошел с поезда и отправился следом за Алиной и Альбером.
Альбер обнял Алину за плечи, спросил, как у нее дела —
— Их запросы растут просто непомерно — они хотят сравняться с Фостером в Гонконге, больше того — превзойти его! Ренье хотел все бросить — ты знаешь, он слегка трусоват, но я вцепился в проект зубами и когтями. Ренье больше всего пугает проблема внутреннего движения, он выставил себя почти дураком, заявив, что нас, дескать, просят спроектировать лестницы и лифтовые шахты в окружении нескольких стен.
Что бы там ни думал Орланда, Алина ощущала исходившую от Альбера силу и сокрушалась, что не может вдоволь ею напитаться. Она была выбита из колеи. Не помогали ни нежное, защищающее ее объятие, ни богатый модуляциями голос, ни то, как ловко и бережно вел ее Альбер через толпу пассажиров, мимо носильщиков с тяжелыми багажными тележками. Алина была не в силах принять его защиту. Опасность исходила не извне, а изнутри, так что Альбер напоминал сейчас армию, окружившую крепость, но наблюдающую за равниной, тогда как враги — в городе, вылезают из погребов, спускаются с чердаков, растекаются по коридорам, невидимками просачиваются к покоям, где перепуганные сеньоры в ужасе ждут смерти. «Мне плохо, — подумала она, — и я не знаю, где рана». Откуда же ей, бедняжке, знать, что половина ее сущности следует сейчас за ней на расстоянии десяти метров и что душа ее пережила в прямом смысле слова «ампутацию»?
— Я согласился поужинать сегодня вечером у Лардинуа, сказал, что мы придем, если только ты не слишком устанешь после дороги. Будут — Ренье, с Ольгой, естественно, Жельфюсы, Шарль и Адриенна — сама видишь, народу достаточно, если откажемся, никого не подведем.
Альбер все предусмотрел. Он всегда все предусматривает, его чувство такта и воспитанность на посту…
— Я не устала, — говорит Алина.
Потому что разве можно назвать усталостью ту безнадежную утомленность, которая ею овладела? Она хорошо спала, потом работала — в обычном режиме — восемь часов в тиши библиотеки, ничего необычного для человека в добром здравии. Жанин Лардинуа сказочно готовит, и Алина с Альбером почитают за смертный грех пропустить ее прием.
— Я получил наконец известия от Антуана. Он в Гватемале. Вообрази, когда его самолет приземлился в Санто-Доминго…
Алина больше не слушала Альбера. Пронзившая ее боль была такой острой, что она испугалась: Альбер вел ее к машине, а Орланда, стоя у входа в метро, смотрел, как она удаляется от него. Он улыбался с насмешливым видом, точно зная, что ничего еще не кончено и у него много времени впереди.
Двумя минутами позже.
— За каким чертом я спустился в метро? — с досадой спрашивал он себя. — Наверняка сработал рефлекс Люсьена Лефрена, этот тип мне надоел, надо будет следить за ним получше.