Орланда

Вот так, через ацетилсалициловую кислоту, Орланда продемонстрировал единство духа с Алиной. Люсьен Лефрен, не так сильно веривший в могущество фирмы «Байер», попытался вернуться к своим мучительным грезам, но Орланда, укрепившийся в вере, ничего не слышал и спал сном праведника.

День второй: суббота

Выспавшись, он ощутил прилив энергии и готовность устроить генеральную уборку на улице Малибран — с помощью мыльной воды и одного из тех антисептиков, из-за которых в больницах всегда так мерзко пахнет гигиеной. Он очень удивился, не найдя постельного белья на смену: судя по всему, Люсьен Лефрен довольствовался парой простыней — наверное, стирал и сушил их в один присест в какой-нибудь прачечной. Матрас — более чем сомнительного качества — защищал фланелевый чехольчик: Орланда решил все выбросить и отправился в магазин по соседству, торгующий спальными принадлежностями. Он собрал грязную посуду, клеенку с кухонного стола, зубную щетку и две махровые рукавички — короче, все, что показалось ему подозрительным, — и опомнился уже ближе к вечеру в разоренной, но такой чистой комнате, что стерильностью она могла запросто поспорить с операционной. Сняв резиновые перчатки, он бросил их в помойку, тщательно вымылся в маленькой туалетной (ванны, естественно, не было!) и надел новую одежду.

— Уф! Дышать стало легче… Теперь я могу здесь присесть и даже переночевать, но только не обедать — тарелок нет. А как готовить на электрической плитке с одной конфоркой?!

Орланда расставил на столе все, что не стал выбрасывать: бумаги, пишущую машинку, плейер и кассеты. Не прошло и пяти минут, как он сделал ужасное открытие: Люсьен Лефрен был журналистом.

— Это что ж такое делается! — воскликнул он с комическим отчаянием. — Неужели я никогда не оторвусь от пишущей братии?

Каждую неделю Люсьен писал статьи о музыкальных хитах для страшно модного журнал, выбравшего чертовски эзотерическое название: «Паникос». Люсьен Лефрен как раз и ездил в Париж, чтобы взять интервью у одной молодой певицы: от ее последней фишки фаны просто тащатся (от выделенных курсивом слов та часть существа Алины, которая стала мужчиной, но сохранила трепетно-бережное отношение к языку, просто содрогнулась), и статью ждали к вечеру. Дива по имени Адель Дюбуа взяла себе сногсшибательный сценический псевдоним — Амурадора. У Орланды хватило мужества только на часть ее беседы с Люсьеном Лефреном: услышав, что «она, Амурадора, осталась очень простой девушкой, что она надеется встретить однажды мужчину, который сделает ее счастливой матерью семейства, но что ее карьера…» — и так до бесконечности, он остановил запись. Ладно, если понадобится писать, он это сделает, но быть толмачом этой придурочной — увольте-с! У Алины было живое перо — ей всегда приходилось сдерживать свои порывы, помня о сурово нахмуренных лбах академиков, но Орланда сильно сомневался, что Амурадора вдохновит живость его ума.

Он задумался на мгновение и вспомнил о статье, посвященной «Алькальду в затруднении» — трехактной пьесе с крайне запутанным сюжетом, — которую Люсьен, переставший быть Шардоном и обратившийся Рюбампре после разрыва с госпожой де Баржетон, в двадцать минут сочинил «на круглом столике, в будуаре Флорины, при свете розовых свечей, зажженных Матифат». Орланда совершенно автоматически начал искать взглядом книжный шкаф, чтобы взять с полки «Утраченные иллюзии», но искомого не оказалось. «Ладно, — сказал он себе, — не будем отчаиваться, в квартале наверняка есть книжный магазин». Должен-то должен, но Бальзака там не нашлось! Было уже пять часов, время поджимало, и Орланда, схватив такси, смотался в большой книжный в центр города и сразу же — тоже на такси — вернулся домой. «То, что принесло успех Рюбампре, осчастливит и меня», — говорил он себе, листая роскошный том серии «Плеяды». В гадкой комнате, ставшей отныне его жильем, книга была единственным заслуживающим его внимания предметом, и он с удовольствием занялся плагиатом.