Читаем Орленев полностью

дил девушку до пристани и посадил на пароход. В Кременчуге

ее встречал администратор труппы Орленева.

В гостинице для нее был приготовлен скромный номер, куда

ей приносили вкусную еду и книги; она запомнила среди прочи¬

танного издания по искусству, открывшие незнакомый ей мир;

особое впечатление на Павлову произвела монография о Леонардо

да Винчи и итальянском Возрождении. Обстановка в провинци¬

альной гостинице была грубо прозаическая, но ей казалось, что

ее окружает тайна: в самом деле, она почти ни с кем не виделась,

даже на улицу выходила редко, Орленев не появлялся, вокруг

мелькали и сразу исчезали какие-то любопытные лица, но она

терпеливо сносила это добровольное заточение. Так продолжа¬

лось до тех пор, пока не явился знакомый администратор и не

сообщил, что ей нужно готовиться к отъезду, вместе со всей труп¬

пой. Ее представили очень старой и очень бодрой актрисе Зве¬

ревой, которая по просьбе Орленева взяла над ней опеку. В прош¬

лом знаменитая исполнительница ролей старух в пьесах Остров¬

ского, она уже жила на покое, когда Орленев пригласил ее на

роль матери Бранда. В других пьесах Зверева занята не была,

«Бранд» шел редко, и она делила свои неограниченные досуги

с Таней Зейтман (вскоре гимназистка из Екатеринослава приду¬

мает себе псевдоним Павлова, явно тем доказывая свою верность

Павлу Орленеву), которая пока что занимала странное положе¬

ние в странствующей труппе — кандидатки в артистки.

Татьяна Павлова вместе с Зверевой «ездила в больших рус¬

ских вагонах, рядом с ней спала в купе и обедала... Как все ста¬

рухи, Зверева мало спала и много говорила, и первая рассказала

мне очень многое об Орленеве. По правде говоря, это были неве¬

селые и не слишком лестные для него рассказы. «Паша — так на¬

зывала она Орленева — сумасшедший, хотя и великий актер, его

эгоизм не знает границ». С каждым днем все более настойчиво

Зверева предупреждала меня о дурных намерениях Орленева:

в труппе у него уже есть подруга, которую он, видимо, решил

оставить и заменить «в понятных целях» молоденькой девуш¬

кой. Но хитрые и порой справедливые речи госпожи Зверевой

не пугали и не трогали меня. У меня было одно желание — стать

актрисой, во что бы то ни стало. И любая возможная жертва ка¬

залась мне легкой и допустимой, так велика была моя любовь

к театру».

В воспоминаниях Павловой об этом времени остались беско¬

нечные поезда, вокзалы, чемоданы, которые только что успели

распаковать и уже опять надо укладывать, и книги, которые

Орленев посылал ей для чтения и в которых она видела драго¬

ценное свидетельство его внимания к ней. Однажды во время

этих скитаний, проснувшись среди ночи в какой-то очередной го¬

стинице, она увидела рядом с собой свою мать. Не снится ли это

ей? Мать вела себя решительно, заставила ее одеться и, бросив

все вещи, спуститься в вестибюль, где их ждал отец. Быстрым

шагом они направились на вокзал. Она не услышала от родных

пи слова упрека, только ее свобода теперь была стеснена. Но уже

никакие затворы и запреты не могли ничего изменить. Через не¬

сколько дней, непостижимым образом минуя все препятствия,

к ней явился все тот же «небольшой человечек», вручил листок

с маршрутом труппы Орленева и затем «исчез, как призрак».

И дерзко, уже не соблюдая осторожности, она ушла из дому, на

этот раз ушла навсегда.

В Воронеже на вокзале по выработанному ритуалу ее встре¬

тил администратор труппы, но теперь, доставив ее в гостиницу,

прошел с ней прямо к Орленеву. «Удобно расположившись

в кресле, он пел, аккомпанируя себе на гитаре. Увидев меня, он

закричал: «Тильда, Тильда! Выше голову! Выше!»* Взволнован¬

ная встречей с моим божеством, я, как и он, одетая в матроску,

чтобы скрыть слезы, порывисто закрыла лицо руками, не заме¬

тив, что к ним пристала липкая бумага для мух. От стыда я го¬

това была провалиться сквозь землю, но Орленев держал себя

великодушно и стал отдирать злополучную липучку; чем больше

он ее тянул, тем крепче она прилипала. Наконец, справившись

со своей задачей, он сказал: «Это моя пеневестная невеста. Про¬

водите ее в ее комнату!»

Прежде чем оставить Павлову в отведенном ей номере, адми¬

нистратор, как по волшебству, достал из кармана тетрадку с тек¬

стом роли Агнес в «Бранде», один из эпизодов которой она до

сих пор вспоминает с волнением: бедная женщина по настоянию

мужа, во имя испытания духа, должна расстаться с вещами

своего только что умершего сына, отдать их цыганке, не помня¬

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии