Орленок

По дому шарахался в гордом одиночестве. Просто потому, что перед разбрызгиванием крови и разбрасыванием кусков мяса обрабатывал каждую комнату растворителем органики. На всякий случай. А показывать баллончик с маркировкой моего мира уроженке Надежды я был еще не готов.

После того, как закончил с этим «объектом», вернулся в баню и первым делом плотно поел. Потом помог Кольцовой правильно уложить наше добро в рюкзаки, проводил к озерцу, загнал в воду по щиколотку и оставил дожидаться меня-любимого. Само собой, под «пеленой теневика» и всеми «баффами». А сам по уже апробированной схеме обработал наше «логово». К сожалению, в процессе засадил процентов девяносто РОУ, но наша безопасность волновала в разы больше, чем химия с Китежа, вот я и не стенал — еще в сенях заныкал баллончик за пазуху, вышел во двор, оставил дверь открытой нараспашку и продолжил мероприятие, то есть, забрызгал кровью и «завалил» кусками мяса туалет, колодец, поленницу и двор.

Остатки «биоматериала» использовал по дороге к воде, подготовив к затаптыванию хищниками точки выхода из перемещений, по которым мы с напарницей мотались к озеру и обратно последние дни. Затем вошел в воду, мысленно посетовал на то, что трофейные ботинки черпают воду, как не в себя, и убил еще четверть часа на возню с термосами. Кстати, пока отмывал их от крови, нашел возможность втихаря спрыснуть каждый растворителем, ибо очень не хотел благоухать кровью на весь лес и привлекать к нам лишнее внимание зверья с хорошим обонянием. А после того, как демаскирующего запаха не стало, повернулся лицом к Кольцовой и, не выходя из воды, заново перераспределил добро между сильно похудевшими рюкзаками — вернул в них термосы, затолкал в Ольгин пакеты с ядрами, а в свой — все то немногое добро, которое мы не сожгли в печке.

Последние несколько минут возни не ленился поглядывать в сторону гостеприимно распахнутых ворот заимки, так что заметил первых «гостей», прибывших попробовать угощение. А когда добил последний этап подготовки к марш-броску, в темпе закинул почти невесомую ношу за плечи, подождал, пока Кольцова накроет ее артефактной накидкой, активировал отвод глаз и негромко выдохнул:

— Вроде, все. Уходим…

Ушли. К крошечной речушке, впадавшей в это озерцо с юга.

Прямо по воде. И, не выходя из нее, двинулись вверх по течению. Первые четверть часа эта «тропинка» если не радовала, то, по крайней мере, особо не напрягала — в этой части русла дно было каменистым и почти не заиленным, соответственно, ноги практически не вязли. Увы, где-то метров через четыреста это счастье приказало долго жить, из-за чего каждый шаг стал даваться все сложнее и сложнее. Но выбираться на берег я и не подумал — продолжил изображать вездеход. И пер в таком режиме до начала седьмого вечера, то есть, практически весь световой день. Да, перегибал с нагрузками. Но только потому, что спешил до наступления темноты добраться до безымянного хребта со спутникового снимка довоенной эпохи. И надеялся, что Кольцова выдержит.

Выдержала. Причем и тяжелейший многокилометровый марш-бросок по колено в воде по реке и нескольким заболоченным участкам, и две схватки со зверьем, в которых нельзя было использовать рывки, и буйство погоды, то радовавшей легким моросящим дождиком, то обрушивавшей с неба сильнейший ливень. А еще ни разу не пожаловалась ни на усталость, ни на голод, ни на сбитые ноги, ни на необходимость справлять нужду, стоя в реке и отвернувшись друг от друга. В общем, к моменту, когда мы подошли к вожделенным отрогам, мое уважение к этой девушке превратилось чуть ли не в благоговение. И пусть следующие минут двадцать-двадцать пять мне было не до выражения своих чувств, зато, как только подходящая стенка была найдена, я дал по тормозам, развернулся на месте и уставился в «пустоту», окутанную «облачком» из «неправильной» мороси, и закручивающую два небольших водоворота:

— Все, дошли. Сейчас я займусь прокладкой маршрута на другую сторону хребта, а ты как следует отдохнешь. К слову, стоять не обязательно — сядь на мой рюкзак и дай ногам расслабиться. И еще: Оль, ты у меня умничка, каких поискать…

Один из водоворотов переместился вперед, а через мгновение «пустота» нащупала мою тушку, определилась с положением шеи, обхватила ее руками и мрачно выдохнула:

— Подъем по мокрой вертикальной скале без верхней страховки, горы крючьев и всей остальной снаряги, да еще и при такой температуре воздуха — это форменное самоубийство. Может, придумаем альтернативу побезопаснее?

— Самоубийство… — согласился я и успокаивающе погладил невидимое плечо: — Но только для тех, кого этому учили недостаточно добросовестно. А для меня — вполне посильная задача. Поэтому просто верь и тут. Ладно?

— Я верю. Но все равно буду переживать. И… не рискуй, пожалуйста, зря — у нас с тобой так много интересных планов на будущее…