Орлиная гора

Родовое оружие хранилось в кабинете отца. Ключ же – слишком тяжелый и громоздкий, чтобы постоянно носить с собой, – князь оставлял в спальне. Все равно никто бы не посмел переступить порог без разрешения.

Марк слышал, как отец велел седлать Радку – именно на ней он отправлялся в дальние поездки, – и решил, что время есть. Сначала убедится сам, а потом тихонько вернет ключ на место и попробует уговорить отца на повторение опыта. В том, что все получится, наследник не сомневался. Вот только никак не мог попасть ключом в скважину, вспотевшие руки тряслись, точно у деревенского мельника с перепоя.

Княжич нерешительно шагнул в полумрак кабинета – зимний день не проникал из-за плотно задернутых штор. Не было места ненавистнее и любимее, чем эта комната. Создатель! Марк готов был отдать все – лишь бы происшедшее обернулось дурным сном и он пришел бы сюда по праву сына и наследника.

Ковер он обогнул, точно живое существо; слишком хорошо помнилось ощущение ворса под щекой. По стеночке пробрался к высокому шкафу. Тронул ручку. Была возможность повернуть назад. Тишина кабинета давила на спину, подталкивала: уходи.

Скользнуло полированное дерево в мокрой ладони. Пришлось несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы успокоиться. Отворились дверцы. Вот оно – родовое оружие. Не просто нож с гербом, который мог сделать любой искусный кузнец, а то, что передавалось из поколения в поколение. На этот меч король повязывал золотую ленту. Этот меч должен принять Марк из рук Эдвина летом этого года. Княжич всегда волновался, касаясь потертых ножен. Сейчас же сердце колотилось, как сумасшедшее. Рукоять меча удобно легла в ладонь, выскользнул клинок. Марк глянул на свое отражение в металле и неожиданно почувствовал себя увереннее. Это все неправда, отца обманули. Марк – его сын и наследник. Может, подождать отца в зале, под портретом? Пусть сразу увидит, зачем откладывать.

Князь вернулся в тот момент, когда Марк был готов швырнуть в зеркало родовой меч. Доспехи не прибавили сходства, а только подчеркнули – княжич всем пошел в мать. Ни черточки нет от князей Крохов.

– Так-так.

Голос за спиной заставил вздрогнуть. Марк повернулся: отец стоял в дверях, скрестив руки на груди. Меч стал непомерно тяжел, сдавил виски казавшийся свободным шлем.

– Ты посмел зайти в мой кабинет без разрешения.

Тянет ослабевшую руку оружие. Марк отступил на шаг.

– Мало того, ты выкрал ключ.

Колотится под ребрами страх, стягивает все внутри предчувствием боли.

– Как у тебя хватило наглости тронуть родовое оружие? Отвечай, ублюдок!

Хватка у отца стальная. Ледяной Пихтовый ветер продувал тонкую рубашку, стылая земля обжигала сквозь тонкие подошвы домашних туфель. Марк моментально замерз, дрожь прошла по позвоночнику. Князь почувствовал и сильнее стиснул плечо.

– Уже трясешься, ублюдок, – сказал, довольный.

Прошли двор, свернули к хозяйственным пристройкам. Потянулась справа каменная стена. Ветер стал тише, и снег плавно опускался на волосы, плечи. Отец молчал – и от этого Марку становилось еще страшнее. Лучше бы ругался, ударил бы тяжелым кулаком – но не вот это ледяное спокойствие.

Остались позади казармы, а князь размеренно шагал дальше. Крупинки снега забивались в волосы, в распахнутый ворот рубахи, и Марка трясло все сильнее. Может, это и есть наказание? Помнится, мальчишек-конюхов за провинности зимой привязывали голышом к внутренним воротам. Марк представил себя там, под злорадными взглядами дворни. Лучше уж на площадке смотровой башни, под обжигающим ветром! Но прошли мимо внутренних ворот. Двое крестьян у покрытых рогожей саней торопливо поклонились князю, посмотрели недоуменно на княжича в тонкой рубашке. Проводил взглядом управляющий.

Ветер снова утих, стоило пересечь двор. Направо – проход к колодцу. Налево – конюшни, не те, в которых держат отменных скакунов, а грязная постройка для дешевой рабочей скотины. В распахнутые ворота тянулся санный след, глухонемой Осип собирал раструшенную солому. Князь повернул налево. Марк сбился с шага. Нет! Этого не может быть! Жаром полыхнуло в лицо, сердце сдавило – и снова взорвалось в бешеном ритме, погнало кровь к вискам, ударило барабаном.

Отец втолкнул Марка внутрь, точно деревянную куклу. Нет!!! Захотелось броситься князю в ноги, вымаливать прощение. Какое угодно наказание – только не это… Даже слуги, те, что прислуживали в доме, считали порку на задней конюшне позором. Только не это, Создатель!

Зимнее солнце било в распахнутые ворота, освещая небольшое пространство перед стойлами. Князь ткнул в сторону лавки. Осип перестал кланяться и потащил лежак на середину. Неторопливо прихватил толстую веревку, посмотрел выжидающе на дверь: кого приведут?

Князь снял со стены короткий толстый кнут.

– Раздевайся.

– Ты не можешь! – собственный голос был едва слышен из-за оглушительного стука сердца.

Насмешливо взлетели брови:

– Это еще почему?

Марка как лицом в навоз ткнули.

– Ты что – из знати, чтобы я не мог? – светлые глаза сощурились в усмешке. – Тебе это разве позор? Что молчишь? Отвечай!