Орлица Кавказа (Книга 1)

Придирчиво оглядывая себя в зеркало, найдя галстук не очень удачным, министр сменил его, продолжая размышлять о предстоящей аудиенции и намереваясь произвести возможно более благоприятное впечатление.

Он хотел бы привлечь главное внимание государя. Как бы тот ни распалялся, распекая других, обычно, обращаясь к министру иностранных дел, смягчался, государь по реакции последнего как бы соразмерял свой тон и обращение.

В случае, если император разгневается, он, министр иностранных дел, не станет "поджимать хвост", ежиться, морщиться, точно после крепкой чарки, как это делают иные.

Наконец, приведя себя в надлежащий вид, сдув пылинку с фрака, поправив галстук, министр вышел во двор и сел в карету, которая, прогромыхав по гулким петербургским улицам, вскоре въехала под арку Зимнего дворца.

Увидев в приемных покоях министров и начальника сыскного управления, он мысленно соотнес свои шансы с их шансами на благополучную развязку и, вместе с тем, пытался угадать мысль, побудившую государя вызвать их всех разом. Конечно, эта совместная аудиенция говорила о какой-то общей тревоге, которая грозила бурей. И надо было приложить немало терпения и умения, чтобы выдержать эту бурю и уйти отсюда целым-невредимым.

Статс-секретарь при виде запоздавшего министра сокрушенно покачал головой.

Два других министра встретили новоприбывшего холодно-учтивыми взглядами. Министр иностранных дел ответил предельно любезной заученной улыбкой, изъявляя полнейшее расположение. Он позволил себе даже лукаво-фамильярно подмигнуть генералу сыскного отделения, который, однако, никак не реагировал на этот знак: похоже, что у него на сердце кошки скребли. Он ждал, оцепенев от недоброго предчувствия.

Статс-секретарь, обозрев всех четверых, сделал им знак: быть наготове, прошел в кабинет и доложил государю о прибытии приглашенных.

Государь хмуро выговорил:

— Что так долго?

— Все ждут, государь.

— Я спрашиваю: почему они не в срок явились?

— Простите великодушно. Непредвиденная, должно быть, заминка. Они сами изволят объясниться.

— Впусти!

Министр иностранных дел опередил всех, выказывая предельную почтительность и благоговение.

Царь, не приглашая садиться, перевел взгляд на грузного и рослого начальника сыскного отделения и проговорил с усмешкой:

— Эк, вымахал… — и посуровел. — И как тебя земля держит?

— Не понимаю, ваше величество…

— Или ты не знаешь о том, что творится на Кавказе? О бунте в каземате Зангезурского уезда? Почему же не докладываешь?

— Не смели вас тревожить подробностями, ваше величество. Но принимаем надлежащие меры.

— Какие?

— Все, которых требует положение.

— Все ли?

— Я не смею утверждать, что у нас обходится без упущений… Бывает, не поспеваем…

— А на балах шаркать? — государь нанес рассчитанный удар. — Совать нос куда не надо?

— Мы лишь печемся о вашей безопасности.

— Благодарю покорно… Стало быть, обо мне печетесь… А мне известно иное… Отвоем чрезвычайном внимании к некоторым сплетням. Кто с кем, когда и как… Это тоже входит в круг твоих обязанностей?

— Ваше величество, я клянусь вам…

— Молчать! Кто тебе позволил следовать за мной по пятам? И это вместо того, чтобы позаботиться о спокойствии в империи, о пресечении беспорядков? Ты вот знаешь об этой особе? — Император поднял со стола портрет "Орлицы Кавказа". — Полюбуйся: уже и бунтарка в героях ходит. Тебе известно, чем там, на Кавказе, занимаются твои люди? Баклуши бьют! Ворон в небе считают!

— Кое-кого из нерадивых мы разжаловали.

— Вот и ты — вошел сюда генералом… — медленно произнес царь, — а выйдешь солдатом.

— Ваше величество, — содрогнулся генерал. — Я готов принять смерть ради вас и отечества! Помилуйте! Простите великодушно… Я верой и правдой служил…

— Как служил — мы убедились. За преступные, злонамеренные деяния ты будешь призван к ответу! И понесешь заслуженную кару.

— Пощадите, государь… Мы непременно отыщем… пресечем… — заикался генерал.

— Поздно зарекаться! — отрезал государь, не обращая внимания на побелевших от страха других министров, съежившегося статс-секретаря; до него дошли слухи, что генерал сыскного отделения приударял не за кем иным, как за самой императрицей, и эти подозрения усугубили слишком частые и лестные высказывания государыни о генерале в последнее время. Теперь царь почти поверил, что именно этот рослый, здоровенный детина в эполетах и является ее фаворитом.

Тайная ревность выплеснулась вспышкой мстительного гнева.

— Вон! — государь указал на дверь.

Не поручимся за подробности, но в народе говорили, что все именно так и было.

На этом месте рассказчик обычно делал паузу, оглядывал затаивших дыхание слушателей и уж потом продолжал.

…Затем его величество обратил взор на оставшихся, словно 'только что заметил их. Воцарилось тягостное молчание.

Царь подозвал статс-секретаря и понизил голос: "Приготовьте приказ… Разжаловать… И под суд…" И затем, уже громко обратился к военному министру, многозначительно чеканя слова:

— Сопроводи бывшего генерала, куда следует, и сдай, кому следует. И пусть позаботятся о надлежащей охране…

Глава шестьдесят шестая