Орлица Кавказа

— Вы, испокон веку, либералы! — Мария Федоровна грозно повела указующим перстом перед носом у мужа. — В вашей бело-бородовской родословной нет столбовых дворян, одни выскочки!

Сергей Александрович был оглушен оскорбительным выпадом той, которая некогда благоговела перед ним. Сдерживая закипающий гнев, он спросил как можно спокойнее:

— Ну, а вы?

— Мы — солдаты, прирожденные воины. — Белокурая Мария, выглядевшая моложе мужа, иронически скривила губы. — Хаджар… Хаджар… Мадам Хаджар… Какая же из нее, черной «татарки», мадам, позвольте спросить? — Мария всплеснула руками и глумливо расхохоталась.

Не глядя на жену, полковник ходил по комнате, раздраженно потирая лоб. Но Мария не унималась:

— Да, да, господин Белобородое, нельзя миндальничать с этими кавказцами! С «татаркой» этой цацкаться — нельзя! Он вздохнул:

— Стало быть, ты, Мария, придерживаешься совершенно одинаковых убеждений с новым офицером, Николаем Николаевичем!

— А почему бы и нет! Да эту сволочь надо штыками переколоть!

Сергей Александрович осторожно взял ее за тонкое, нежное запястье.

— Переколоть, говоришь?

— Покончить с иноверцами! — кричала Мария почти в истерике.

— А если тут, на Кавказе, христиане и, как ты изволила выразиться, басурмане-татары уживаются друг с другом? Хлеб-соль друг с другом делят? Если клина никакого не вбить меж ними?! Ну, оставим гачагов в стороне, тех, что против нас восстали, но ведь и в мусульманстве просвещенные умы тянутся сердцем к России, Пушкину поклоняются, оплакивают его смерть в стихах… Вот, послушай…

Сергей Александрович направился к шкафу, достал томик Пушкина и извлек из книги вложенную между страницами газету с прозаическим переводом «Восточной поэмы на смерть Пушкина», принадлежавшей перу Мирза Фатали Ахундова. И зачитал вслух строки:

Разве ты, чуждый миру, не слыхал о Пушкине,
о главе собора поэтов?
О том Пушкине, которому стократно гремела
хвала со всех концов света за его игриво
текущие песнопения![18]

Белобородое продолжал читать, голос его набирал силу:

Державин завоевал державу поэзии,
но властелином ее Пушкин был избран свыше…
… Россия в скорби и воздыхании восклицает по нем:
«Убитый злодейской рукой разбойника мира!»

Опуская некоторые куски, полковник дочитал поэму до конца:

… Седовласый старец Кавказ ответствует на песнопения
твои в стихах Сабухия…

Мария Федоровна долго молчала, иронически глядя на мужа.

— Кто таков этот «Сабухия»?

— «Сабухи» — псевдоним Мирзы Фатали Ахундзаде, переводчика канцелярии его высокопревосходительства главноуправляющего на Кавказе…

— И что ему, переводчику, до русского поэта? Что ему-то оплакивать?

— Поэт оплакивает поэта. Как Лермонтов.

— Выкинь эти мысли из головы! Думай лучше о долге своем, о достойном и верном служении…

— Что ты имеешь в виду?

— Ты обязан принять решительные меры по пресечению разбоя и мятежа!

— Я никогда не допускал послаблений и нерешительности.

— Как же тогда понять твою столь любезную терпимость к гачагам?..

— А помнишь, — вдруг повернулся к жене Белобородое, — помнишь, ты мне когда-то говорила, что любишь меня… больше всех на свете.

— А теперь, — Мария вскинула голову, — теперь я иная. — Она сделала шаг к мужу, положила руки ему на плечи. — Ты, Сергей, должен употребить свою власть и силу и покончить, наконец, с этой нашей русской сердобольностью, всегда чрезмерной и вредоносной…

Сергей Александрович пытался урезонить жену, даже погладил было по руке, но та резко отстранилась.

— Пусть трепещут твои мусульмане! — выкрикнула она. — Пусть и грузины не затягивают охрипшими голосами на свой лад песни об этих абреках!

Белобородое горько сожалел, что завел с женой этот разговор. Теперь-то невозможно остановить прорвавшийся поток ожесточения, желчи и досады. Разве вернешь Марию в былое состояние блаженного согласия и умиротворенности? Разве мыслимо сейчас обнять ее? Не та была уже Мария, не та. В ней все явственней виделся человек трезвый, с холодным рассудком, и эта новая, незнакомая Мария оттеснила прежнюю — ее молодую женственность, красоту, страсть и что тут поделаешь, как быть, если все меняется в мире, — стало меняться и ее отношение к мужу! Что мог поделать думающий об этой необратимой перемене Белобородое?

Мария Федоровна была женщиной образованной, знала языки, в совершенстве владела немецким, — это обстоятельство было связано не только с образованием, но и с происхождением, — в ее жилах текла и толика немецкой крови.

Мария Федоровна питала враждебное отношение к декабристам, считала вооруженное восстание 1825 года на Сенатской площади «историческим позором», более того, находила последовавшее наказание, казни и ссылки половинчатой мерой со стороны царя.