Орлица Кавказа

— Нет, палить из пушек в случае нужды они сумеют… Но написать нужное письмо по всей форме и впопад, так, чтобы потом не было неудовольствий от наместника и из Петербурга — тут их нет. Нет, цены не было моему татарчонку!

— А что писать надобно?

— Всего всякого… Но более всего запросов — распиши им диспозицию, как с мятежниками воевать будешь… Ну, что здесь отвечать? Воевать будем, как получится. Эти гачаги — они как блохи, сегодня здесь — завтра там. Успел прихлопнуть — твой выигрыш, чуть под-задержался — укусит и ретируется. Вот и вся диспозиция. Да ведь такое не напишешь…

— Не горячитесь так, мои шер. От злости кровь густеет, может удар случиться. Вену отворять придется.

Тронутый ее заботой, губернатор улыбнулся.

— Ну, душенька, это не беда. Кровь свою я в жизни не раз видывал, а поскольку лекарь всегда под боком…

— Я не о том, князь. Вам не болеть сейчас пристало, а быть в полной собранности. Оттого и предупреждаю вас — не горячитесь, не суетитесь по мелочам. Вы на большее нужны.

— Что бы я делал без тебя, дорогая, — проникновенно сказал ей супруг, и предательская влага омыла его выпуклые глаза.

— Почему это — без меня? Мы с вами, князь, теперь неразделимы. Ваши победы — они и мои, ваши поражения — мои в первую очередь, значит — я вас не вдохновила на подвиги!

— Горячая у тебя кровь, княгинюшка! — проговорил генерал. — Сказывается и молодость, и поколения предков — славных воинов… Помолчав, он признался:

— Моя кровь, чувствую, стала уже остывать. Не тот я уже… Клавдия Петровна поспешила его утешить:

— Не придавайте значения, мои шер. Выспитесь как следует — и все будет, как надо. Главное — не разрешить себе отступления. По-суворовски… Мне ли вам о том толковать!

— Так посоветуй — что предпринять?

— И думать нечего, все ясно. Самое главное — побывайте у этой самой Хаджар в тюрьме, или велите ее сюда доставить. Найдите способ с ней поладить — то ли улестить, то ли напугать. Только для нас сейчас это самое главное.

— Почему?

— Да потому, что тогда и Гачаг Наби в ваших руках. А без атамана и вся шайка разбежится.

— А если Гачагу Наби все равно, что происходит с его смуглянкой? Может, у него уже другая?

Княгиня посмотрела на него снисходительно.

— Да вы уже начинаете забывать, что такое любовь, князь! Никогда он ее не покинет. Она, только она ваш главный козырь в этой игре. На нее и ставьте.

— Разумно, милая, — согласился губернатор после некоторого раздумья. Пожалуй, я так и поступлю. Мой ангел-хранитель снова нашел способ вывести нас из тупика.

— Сумели же вы достойно поговорить с Белобородовым и привести его в полное повиновение! — продолжала Клавдия Петровна, развивая свой несомненный успех.

И снова генерал склонился к ее ручке, чтобы выразить свою признательность любимой жене. А она тихо вздохнула.

Глава пятьдесят вторая

Мы много говорили о Гачаге Наби, о его роли в народных волнениях. Но кто может сказать, какая доля души ало-оглы была поглощена идеей борьбы, а какая была попросту объята яркой и совершенно юношеской любовью к земной и прекрасной женщине? Потом — узнай мы точно, что любовь временами преобладала в его сердце и двигала его поступками — строго ли мы осудили бы Наби? Несомненно одно — когда Ало-оглы представлял себе тот прекрасный миг, в который его Хаджар покинет ворота душной тюрьмы и оденется так, словно она снова не гачаг, а нежная невеста: шелковое платье, узорный серебряный пояс, келагай, краешком которого можно прикрыть смеющиеся губы, — когда Наби представлял себе это, дыхание его становилось прерывистым и сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Ну какая преграда могла бы остановить его на избранном пути? Дробить скалы киркой — так дробить! И легендарный Фархад позавидовал бы его силе и выносливости в этом каторжном труде!

Именно потому и явился Наби в хижину Карапета, чтобы вложить всю свою мощь в самое неотложное сейчас дело… Может, он и понимал, что надо искать другие пути, но бездействовать — было выше его возможностей.

Камни так и сыпались под его рукой; после первого же удара они обвалились разом, словно бы не хотели ждать второго, еще более сокрушительного. Когда обломки породы заполнили весь подземный ход, Ало-оглы принимался таскать их к выходу, откуда уже нетрудно поднять все вывороченное из земли на поверхность. Потом он снова принимался махать киркой, и каждый его удар звонко отдавался в гулких недрах земли.

— Неужели Хаджар не слышит меня? — думалось Наби в иные минуты.

Самое поразительное, что и сердце Хаджар в эти мгновения билось сильнее то ли ее сверхчуткий слух действительно улавливал далекие сотрясения, то ли некие таинственные волны, идущие прямо от сердца к сердцу, заставляли ее услышать то, чего человеку обычному услышать невозможно, но она теряла покой и принималась вздыхать, как если бы ее Наби вдруг оказался здесь, совсем рядом.

Хорошо все же, что Ало-оглы не видел ее в эти минуты. Горькое зрелище открылось бы ему — возлюбленная сидела в углу темного каменного мешка, закрыв лицо руками, и от каждого движения сотрясающегося худенького тела тихо позванивали цепи.