Орлы и звезды. Красным по белому(СИ)

   Пока они тыкались губами в мои щеки, я пыталась сообразить о каком празднике идет речь?

   - Это, типа, мы отмечаем День Советской Армии? - пробормотала я не вполне еще проснувшимся голосом. - Так ее вроде как еще нет?

   - Да нет же! - воскликнул Мишка. - У НАС сегодня отмечают 8 Марта. Здесь, впрочем, тоже, но только по старому стилю.

   Это, значит, у меня сегодня праздник, а я в таком виде? Разворачиваясь и, молча, шествую в ванну. Вернулась уже в подобающем виде, а стол и накрыт. Приятно. На этом, правда, праздник и кончился. После завтрака мужчины посерьезнели лицами и мы стали собираться на битву с самодержавием. Сам самодержец, к слову (Мишкиному слову), отбыл вчера вечером в ставку. Так что с кем мы будем сегодня воевать, мне было не совсем ясно. Ну, так нам, что той боеголовке: была бы цель загружена. В штабе к нашему приходу уже собрались посыльные, снайперы и наиболее подготовленные 'самопальщики'. Остальные должны были собираться в местах проведения митингов, чтобы помимо хлебных лавок охранять сегодня и их.

   Мишка сразу отвел в сторону командиров эсеровских отрядов, и что-то стал им объяснять, грозно сверкая глазами. Потом подошел к нам и объявил, обращаясь к Глебу:

   - Я переподчинил под твое начало вверенные мне отряды. Сам немедленно отправляюсь на Путиловский!

   Ерш хотел, было, возразить, но Глеб его остановил.

   - Пусть идет. Видишь, ему помитинговать страсть как охота. Здесь от него толку уже не будет.

   Мишка зыркнул на Глеба лихим глазом, открыл рот, закрыл, так и не произнеся ни слова, махнул рукой и поспешно удалился.

   Вскоре стали поступать сообщения о том, что одними митингами нынче, как мы и предполагали, не обойдется. Выборгские рабочие уже строятся в колонны, тоже происходит и на Путиловском.

   Глеб собрал командиров отрядов.

   - Начинаем действовать по второму варианту. 'Самопальщики', бегом к закрепленным колоннам. Сопровождайте их дворами и по параллельным улицам, прикрывая фланги. Снайперы, выдвигайтесь на заранее намеченные позиции. Помните, стрелять только в исключительном случае. Ключи от чердаков никто не забыл?.. Тогда вперед! Ведьма, ведешь третью группу!

   - Есть! - ответила я, радуясь как та боеголовка, что только что захватила цель.

* * *

   Группа прикрытия взяла под контроль пути отхода, а боевой расчет: я и ассистент - занял стрелковую позицию. Отличное место! Все возможные цели как на ладони. На площади офицеры нервно прохаживаются перед двумя шеренгами солдат. Штыки уже примкнуты, но сами винтовки пока приставлены к ноге. Вход на площадь перекрыт полицейскими, по обе стороны от них в подворотнях маячат казаки. С этими, в случае чего, должны управиться 'самопальщики'. Они наверняка уже где-то рядом. Колонна демонстрантов медленно приближается. Какая же она огромная! По крайней мере, конца я не могу разглядеть даже в оптический прицел. Вот уже видны лозунги на транспарантах: 'Долой войну!', 'Долой самодержавие!', 'Хлеба!'. По обе стороны колонны снуют люди с красными повязками на рукавах. Это дружинники охраняют не столько саму колонну, сколько витрины попутных магазинов от затесавшегося в ряды демонстрантов хулиганья. Люди в колонне поют. Пытаюсь разобрать слова. Нет, слишком далеко! Но вот порыв ветра доносит вполне отчетливо:

  ... ржавый стон замрёт.

  Но в недрах глубоко земля поёт:

  Вперёд, друзья, вперёд...

   И тут меня натурально пробивает на хи-хи. Дело в том, что я немедленно вспомнила фильм 'Собачье сердце'. Помните песню, какую пели Швондер и компания? Мне показалось, что очень похоже. Гоню прочь крамольные мысли и ловлю в прицел первый ряд колонны. Мишка! Чтоб мне провалиться!

  МИХАИЛ

   Надо было прямо с утра идти на Путиловский. А так, на митинг я опоздал. Когда подошел, колонна уже строилась. Меня теперь тут знали хорошо, потому выделили место в первом ряду. И мы пошли: большевики, меньшевики, эсеры и прочая партийная, околопартийная и вовсе беспартийная братия - все в едином строю. Вот так бы и дальше через войны и годы! Позже к нам пробились Молотов и Калинин. Возбужденные и злые. Оно и понятно. Партийное руководство решило обойтись нынче без демонстраций, но народ еще не был скован единой цепью и поступил по своему разумению. Теперь, раз уж демонстрацию не удалось предотвратить, ее надо было возглавить. Так и шли, пока не замаячил впереди полицейский кордон. А когда навстречу колонне сквозь разомкнувшийся строй выехал на белой лошади какой-то полицейский чин, та стала замедлять ход, а потом и вовсе остановилась.

   - Шалфеев, Шалфеев... - зашелестело по рядам.

   - Кто таков? - спросил я одного из рабочих.

   - Начальник пятого полицейского отделения полковник Шалфеев, - ответил рабочий. - Злой дед, зубы он мне собственноручно выбил в участке, когда поймали с листовками.

   Глаза у Шалфеева и вправду были злые. Седая борода лопатой вызывающе топорщилась на надменном лице. Полковник, видимо, чтобы придать словам дополнительный вес достал шашку, взмахнул ей и прокричал зычным голосом:

   - Приказываю разойтись!