Когда Павел Ильич сказал жене, что им придётся всё продать и ускорить переезд, она шокировала его, добавив ещё одну проблему в копилку сегодняшних плохих новостей. Всегда такая покладистая и послушная, она уставилась на мужа большими глазами, полными слёз, и сказала, что никуда переезжать не хочет. И квартиру свою тоже продавать не намерена. Если Паша так решил, то пусть едет один, а она останется в Москве. Это было ударом ниже пояса. Афанасьев из последних сил старался держаться спокойно, но внутри всё кипело. Ещё этот Ярский никак не хотел подписывать документы. Сначала согласился, а потом на встрече с нотариусом заявил, что, пока не увидится со своей Настей, ничего подписывать не намерен. Можно было, конечно, обойтись и без его подписи, но на такой голимый криминал вряд ли пойдёт даже самый отмороженный нотариус. И эта его Настя, как назло, куда-то пропала. При задержании Глеба о ней не упоминалось. То ли парни её по дороге грохнули, то ли ей удалось как-то сбежать. Афанасьев отбросил эту мысль. Сбежать от Глеба было не так-то просто. Компанию «Аруба» оценили в двести миллионов, но наличными давали за неё только пятьдесят. Это было настолько неприемлемо, что вначале согласиться даже в голову не приходило. Теперь же Афанасьев был близок к тому, чтобы принять и эти условия. Он был очень зол на Виктора Ярского. Этот молодой ублюдок, ничего из себя не представляющий, бросил вызов Афанасьеву, ему, стоящему на вершине пищевой цепочки! Перспектива провести в тюрьме с десяток лет, казалось, нисколько не беспокоила этого детдомовского умника. Афанасьев не увидел у того на лице и тени испуга. Он твердил, что хочет увидеть свою Настю, и всё. Как будто больше ничего в мире его не волновало. У Афанасьева даже возникла шальная мысль сказать Ярскому, что это он убил его мать, и, если тот сорвётся и нападет, пустить пулю прямо в его наглую физиономию.
В конце концов он решился. Надо было уезжать немедленно. Новый дом себе Афанасьев присмотрел во французской Ницце. Лазурный берег, приятная погода круглый год. Заехать придётся по шенгену, а там можно будет легко сделать инвесторское ВНЖ. Сейчас заморачиваться с документами уже не было времени. С переводом денег тоже особых проблем не предполагалось. Бо́льшую часть он переведёт на офшорку, открытую год назад, остальное заберёт с собой. За обе квартиры и дом давали чуть больше десяти миллионов долларов, зато сразу и наличными. Доверенность на продажу квартиры, принадлежащей жене, у него была. Он получит деньги, и ей ничего не останется, как уехать с ним. Если жена вдруг встанет в позу и откажется, тогда пусть остаётся бомжевать в Москве. Придумала тоже упрямиться! Когда каталась как сыр в масле — ничего не замечала, а как жареным запахло, то сразу в кусты. Не-ет, так не получится. Либо они вместе в одной лодке, либо уйдёт от него с тем, с чем и пришла. Афанасьев перевёл в доллары всю рублёвую наличность, что у него была. Собралось ещё около двух миллионов баксов. Даже зная, что он уезжает в еврозону, почему-то не хотелось покупать евро, Афанасьев ещё с девяностых привык к баксам. Да и счёт на Кипре долларовый, так казалось сохраннее. Оставалось по-быстрому продать две машины, катер и решить вопрос с «Арубой». Катер было жалко больше всего. За красивый, изящный моторный катер Princess, который можно смело назвать яхтой, чуть больше года назад Афанасьев выложил почти триста тысяч евро. Сейчас в лучшем случае за него можно было выручить только половину.
Также пришлось дать согласие жуликоватому посреднику, давнему подельнику и коллеге в таких делах. Старый еврей Леонид Кац, который хотел прибрать к рукам компанию Виктора, был тот ещё хитрец. Он имел прямо нюх хищника на любую прибыльную аферу, ходил всегда по грани закона, но нарушал его очень неохотно. Все без исключения его сделки были криминальными, но каждый раз ему удавалось переложить основную часть риска на своего оппонента. Афанасьев точно знал, что Лёня Кац в своих сделках с реорганизацией подобных компаний не брезговал и мокрухой, но сам в этом всегда был замешан только косвенно. Сегодня пятьдесят миллионов, предложенные Кацем, в условиях быстрого сбора и отъезда уже не казались такой уж маленькой суммой.
Ничего, возможно, и у лягушатников Афанасьев найдёт себя в каком-нибудь предпринимательстве. План созрел сам собой. Он сделает ход конём с авиабилетами, и если его пасут, то пустит их по ложному следу. Деньги тоже переведёт в последний момент, чтобы не было подозрений. Кто знает, насколько глубоко уже копнули под него в управлении. Он вытащит Ярского из тюрьмы для следственной экспертизы, проведёт сделку, а потом устроит ему попытку к бегству. Если же этот умник не захочет ничего подписывать, всё одно — его участь уже решена. Почему-то эта мысль вызвала у Афанасьева приятную улыбку. Каждому своё: жил бы тихо и спокойно, как другие, — дожил бы до старости, а раз выскочил из грязи в князи, обратно в грязи и окажется. Улыбнувшись своим мыслям, Павел Ильич набрал знакомый номер.
***