Так однообразно, в муштре и серости, проводил свои юные годы будущий император Российской империи. Когда живые солдатики надоедали, он сооружал картонные крепости в своем кабинете, отделенном перегородкой, на оборонительных валах которой размещались вылепленные из крахмала часовые, и когда двух из них сожрала крыса, пойманная тут же легавой собакой, он повесил ее среди своего кабинета. Вошедшей Екатерине он объяснил, что крыса совершила уголовное преступление и осуждена по законам военного времени [57, 140]. Нормальному человеку следовало бы воспринять этот эпизод как некую не лишенную остроумия забаву, что и случилось с расхохотавшейся Екатериной, но великий князь, совершивший казнь с полной серьезностью, не на шутку обиделся и долго еще дулся, несмотря на извинения, которые Екатерина высказала, ссылаясь на незнание воинского устава.
Книг, способствовавших умственному развитию, цесаревич не читал, основу его библиотеки составляли лютеранские молитвенники, в которые он иногда заглядывал вместо того, чтобы учить православные молитвы.
Как-то разнообразия ради он устроил в отведенной ему при дворе комнате театр марионеток, являвшийся, по словам Екатерины, «глупейшей вещью на земле». В этой комнате одна из дверей была заколочена и служила частью стены, отделявшей театр от покоев Елизаветы Петровны. За этой дверью находилась комната с подъемной машиной, подававшей полностью сервированный стол во время обедов императрицы в интимном кругу. Однажды цесаревич услышал заинтриговавший его громкий разговор и, недолго думая, взяв плотничий инструмент, понаделал в двери дырок. Когда перед ним открылась картина обеда ничего не подозревавшей кампании, в центре которой находилась императрица и ее фаворит Г. Разумовский в парчевом шлафроке (халате), Петр позвал не только свое ближайшее окружение, но и госпожу Крузе, фрейлин Екатерины и саму Екатерину смотреть необычный спектакль, разместив желающих на стульях и скамейках. Екатерина ушла сразу.
Естественно, наследник не задумывался о последствиях своего легкомыслия, которые не замедлили проявиться в форме скандала, устроенного Елизаветой своему племянничку.
Будучи уже женатым, Петр в долгое зимнее время решил выписать охотничьих собак, отделив их деревянной перегородкой, пропускавшей вонь, доставлявшую жене немалые страдания, на которые ему было наплевать.
Составляя своры, великий князь гонял их по двум своим комнатам из конца в конец, дрессируя на скорость бега и выполнение команд ударами кнута и криками. В стесненных условиях собаки быстро уставали, и тогда он «учил» их самым жестоким образом. Однажды выведенная из терпения продолжительным и диким воем собаки Екатерина открыла дверь и увидела, как висящую в воздухе собаку держит за ошейник его императорское высочество, а за хвост — прислужник-калмычонок, другой рукой цесаревич лупит несчастную собаку рукояткой кнута.
О жестокости и трусости Петра Федоровича рассказывает близко знавший его Я. Штелин: «Иногда для удовольствия великого князя устраивали маленькую охоту. Он выучился при этом стрелять из ружья и дошел до того, что мог, хотя больше из амбиции, чем из удовольствия, застрелить на лету ласточку. Но он всегда чувствовал страх при стрельбе и охоте, особенно когда должен был подходить ближе. Его нельзя было принудить подойти ближе других к медведю, лежащему на цепи, которому каждый без опасности давал из рук хлеба» [63, 21].
Зато на расстоянии выстрела государь проявлял храбрость. В дневнике Мизере 18 января 1761 г. записано: «До обеда травля медведя; его императорское высочество убил его одним ружейным выстрелом» [39, 55].
Я. Штелин добавляет: «Боялся грозы. На словах нисколько не страшился смерти, но на деле боялся всякой опасности. Часто хвалился, что он ни в каком сражении не останется назади и что если б его поразила пуля, то он был бы уверен, что она была ему назначена. Он часто рассказывал, что он, будучи лейтенантом, с отрядом голштинцев разбил отряд датчан и обратил их в бегство… Между прочим, уже будучи императором, рассказывал он это однажды императорскому римскому посланнику графу Мерси, который расспрашивал меня о подробностях этого случая и о времени, когда оно совершилось, но я отвечал ему: „Ваше сиятельство, вероятно, ослышались. Император рассказывал это как сон, виденный им в Голштинии“» [63, 44].
Присматривавшая за «малым» двором госпожа Крузе устроила великому князю еще одно развлечение, она доставляла в покои куклы и детские игрушки. После ужина Петр первым устраивался в покоях и занимался ими до поздней ночи, заставляя играть и жену и саму госпожу Крузе, запиравшую дверь изнутри. При этом «вся кровать была покрыта и полна куклами и игрушками, иногда очень тяжелыми». Справедливости ради надо сказать, что некоторые игрушки, доставляемые из Нюрнберга, представлялись довольно интересными. Одна из них была выполнена в виде миниатюрной гауптвахты с искусно сделанным барабанщиком; по сигналу колокольчика из караульни появлялся «фронт» (строй) караульных, приводимый в движение хитроумным механизмом.