Орлы летают высоко

Царь попросил Талейрана подождать в соседней комнате, пока они ведут переговоры, и получил искреннее удовольствие от его обеспокоенности тем, что происходит, и его взволнованного предупреждения не слушать посланников Наполеона, поскольку здесь можно ожидать любую ловушку…

– Я прибыл к вам от имени императора, ваше величество, – заговорил Ней. – Я принес послание от него.

– Вы можете прочесть его.

Ней откашлялся и развернул бумагу, с которой свисала широкая красная лента, заканчивающаяся печатью с орлом.

«Ввиду заявления союзных держав, что император Наполеон является единственным препятствием к восстановлению мира в Европе, император Наполеон, верный своей присяге, заявляет, что он отказывается от престола Франции, ибо нет личной жертвы, не исключая даже жертвы собственной жизнью, которую он не был бы готов принести во имя блага своей родины, неотделимого от прав его сына, а также регентши-императрицы, а также ради сохранения законов империи».

Ней опустил бумагу, а потом протянул ее Александру.

– Вот его подпись, ваше величество.

Александр еще раз прочитал документ, заметив в конце злую, небрежную подпись, потом он посмотрел прямо на Нея.

– Скажите мне, князь московский, вы сами верите в то, что он все это выполнит?

Усталым жестом, жестом отчаяния Ней провел рукой по лицу.

– У него нет выбора, ваше величество. Сегодня у нас было совещание. Он хотел продолжить борьбу, атаковать Париж, но ни один из его маршалов не захотел поддержать его в этом. Мы водили его рукой, ваше величество.

– Я думаю, что он сошел с ума, ваше величество. – Теперь говорил маршал Макдональд. – Он решил выступить против всех союзнических сил, в то время как его войска составляют менее пятидесяти тысяч человек. С ним вместе в Фонтенбло его Гвардия; и они такие же сумасшедшие, как и он. Нашим долгом является спасение Франции, пока это еще возможно.

– А также спасти его, – медленно произнес Ней. – Он поручил нам обратиться к вам, ваше величество.

Больше он никому не доверяет.

– Я его злейший враг, – сказал Александр. – Почему же он не послал вас к австрийцам? Ведь его жена – эрцгерцогиня.

– Потому что последнее слово за вами, ваше величество, – ответил ему Макдональд. – Вы благородно обошлись с Парижем, когда пруссаки хотели сравнять его с землей. Вы обещали народу Франции свободные выборы правительства.

– Умоляю, не реставрируйте династию Бурбонов! – не удержался Ней. – Франции они не нужны.

Назначьте Марию-Луизу регентшей над малолетним королем римским. Это все, чего просит у вас Наполеон.

Александр ничего не ответил, и в течение нескольких минут четверо мужчин сидели в молчании. Ней, вытиравший лицо носовым платком, выглядел старым и измученным. Второй маршал угрюмо уставился на свои лакированные сапоги. Коленкур наблюдал за царем, а мыслями возвращался к тем дням, когда он находился в качестве посла в Петербурге; к долгим разговорам с Александром; он вспоминал свое полное доверие ему, вплоть до последнего момента. А теперь эти слова: «Я – его злейший враг». Возможно, впервые он услышал, как Александр говорит правду. Он посмотрел в сторону и нахмурился, понимая, что их миссия была пустой тратой времени.

Наконец Александр обратился к Нею. После первых же слов, которыми они обменялись, между ними возникло необъяснимое чувство симпатии. В этом храбрейшем из всех великих маршалов чувствовалась некоторая простота, чем он привлекал своего победителя, а в русском царе была какая-то непоколебимая сила, которая вызывала доверие в сердце солдата.

– Я ничего не могу обещать Наполеону Бонапарту, – произнес Александр, – но я уважаю волеизъявление французского народа и таких людей, как вы, князь. Я – враг Бонапарта, но я – друг Франции и сделаю все возможное, чтобы помочь вам. Оставьте мне документ об отречении.

Он поднялся, и Коленкур с горечью посмотрел на него и заметил:

– Армия все еще поддерживает Наполеона, ваше величество. Он ведь может выступить и без нас. Чудеса, которые он творил с пятнадцатилетними мальчиками, взявшими в руки ружья всего несколько недель тому назад, можно и повторить. Гвардейцы будут защищать его, сражаясь до последнего.

Эти слова были проникнуты вызовом и ненавистью, проявившимися слишком поздно у человека, которого обманули много лет назад, когда он готовился воевать с Францией. Александр признал это и увидел, что в глазах дипломата стояли слезы ярости.

– Я учту это, мосье Коленкур, – мягко сказал он. – Если вы придете ко мне завтра утром, я, возможно, буду иметь для вас ответ.