Затем Александр проводил Марию вниз, мягко говоря ей, что очень надеется, что она позволит ему оставаться ее другом. Он также надеется, что сможет видеться со своей дочерью, когда ему этого захочется.
Она не смогла сдержать слез, когда он заговорил о том счастье, которое они переживали вместе в прошлом, и о необходимости поддерживать его на новом уровне.
– Дружба – драгоценная вещь, – произнес он и, поцеловав, попросил ее не плакать, ведь он до сих пор предан ей, только весь его образ жизни переменился, а его привязанность и благодарность остались прежними, особенно за то, что она подарила ему Софи. Мария напомнила ему, что у него есть еще и другая дочь и сын, но он не стал это обсуждать.
– У моего отца был сын, – безучастно сказал он. – Сын может предать, он может домогаться твоего… Я не интересуюсь своим сыном. Но берегите ради меня Софи. Вы обе дороги для меня теперь.
20
Со времени битвы при Ватерлоо прошло пять лет, и человек, кого Европа назвала Агамемноном, сидел рядом с Аракчеевым в кабинете графа в Грузино.
Грузино считалось одним из лучших поместий в России, и царь стал его частым гостем. Спокойное, ухоженное, оно заставляло Александра ощущать спокойствие и утешение, которое он обычно находил только в монастырях. Когда он был свободен от паломничества, царь часто покидал Санкт-Петербург, чтобы погостить у самого могущественного властителя своего царства, ведь именно этой чести удостоился сам Аракчеев.
Александр доверял графу и восхищался им, расскрывая ему все свои секреты, особенно свое желание реформировать жизнь крестьян в России. Эти грязные, невежественные люди были безнадежно неорганизованны. Что-то необходимо было делать. Царь часто размышлял и вспоминал чистенькие прусские городки и деревни, чей порядок так радовал его, и из его бесед с Аракчеевым родилась ужасающая идея военизированных поселений.
«В этом и разрешение вопроса, – возбужденно думал Александр, – даже двух неотложных вопросов: вопроса отсутствия у русских дисциплины, недооценки значения порядка и вопроса о необходимости содержать большую постоянную армию, готовую на случай любой неожиданности». Этот урок он получил в результате войны с Наполеоном. Ими был разработан план, и Аракчеев предпринял первые шаги по его осуществлению.
По всей России создавались поселения, где насильно объединялись солдаты и крестьяне, которые жили и муштровались по законам суровой армейской дисциплины, а жизни их управлялись вплоть до самых интимных деталей женитьбы и деторождения. Все поселения были одинаково чистенькими и необжитыми. Под жестоким надзором их несчастные обитатели несли на себе воинские и трудовые повинности. Правила учитывали все, до мельчайших подробностей, и когда Александр читал их, то не мог себе представить, как можно оставаться несчастливым, если во всем следовать этим правилам:
Но поселения эти, как и Грузино, которое ему так нравилось, стали адом рабства и жестокости; Александр так же мало знал о том, что на самом деле происходило в них, как и о тех методах, которые применялись в самом Грузино.
Он проводил долгие часы, молясь в личной часовне Аракчеева, где на одной из стен был высечен мраморный барельеф его отца с надписью золотыми буквами: «Пред тобою сердце мое чисто, а дух мой справедлив».
Если Александр и надеялся когда-нибудь забыть о своей вине, и о преданности слуги, то ему достаточно было войти в эту часовню… Только знающий в чем заключается боль царя человек посмел бы воздвигнуть подобный памятник. Аракчеев знал это, и в этом заключался секрет его власти над Александром.
В тот вечер, сидя в кабинете, они обсуждали беспорядки в поселениях. Комната эта была точной копией собственного кабинета царя в Зимнем дворце. Каждое кресло, каждое украшение было скопировано. Могло действительно показаться, что он находился в собственном доме, Когда Александр сидел в кресле с высокой спинкой перед огнем, опустив голову на руку. Александр выглядел постаревшим и обремененным множеством забот.
– Не понимаю, с чего им быть недовольными, – признался он. – Это совершенная система. Они накормлены, одеты, имеют крышу над головой, их должным образом воспитывают. Неужели у людей нет никакого здравого смысла? Они что, предпочитают жить, как собаки?
Тысячи крепостных, заключенных в Чугуевском округе, восстали против этой системы, и их выступления были подавлены с невероятной жестокостью.
Аракчеев пожал своими костлявыми плечами.
– Мы еще научим их этому, ваше величество, – пообещал он. «Действительно научим, – подумал Аракчеев, – после того, как они узнают, с кем имеют дело».