Ороборо: Арлекин (СИ)

Наверное, всё это в большей степени угнетало именно Чанёля, поскольку Чонин выглядел спокойным и невозмутимым, как и всегда. Ну и, судя по всему, он любил одиночество. А точнее… Точнее, Чанёль, как и все прочие, начинал верить в то, во что верить было удобно. И тоже забывал, каким громким и ошеломляющим может быть веселье Чонина, какая у него сияющая и завораживающая улыбка, насколько он надёжный и верный, отзывчивый. Забывал, что Чонин просто трудно сходился с людьми и был слишком гордым, чтобы просить о помощи.

Существующее положение дел пришлось пересмотреть, когда капитан Бан после позорного провала при задержании в соседнем отделении распорядился ежедневно проводить тренировки по рукопашному бою. Никогда не рвавшийся в спортсмены и — уж тем более — в бойцы с какими-нибудь поясами Чанёль страдал. Потому что тренировка — это переодевание в дурацкую белую форму, которую стирать задолбаешься, тысяча и один поклон по поводу и без оного, ноющие мышцы, различные травмы, потное тело, душ и снова переодевание. Зачем и кому нужно такое количество лишних телодвижений? И чтобы эти телодвижения приносили хоть какую-то пользу в реальности, их требовалось не просто отточить, а довести до автоматизма и возвести в степень «безусловный рефлекс».

Чанёль страдал.

Чонин сиял.

И если кто-то полагал, что Чонин будет трястись над своей раной на спине, то этот кто-то здорово ошибался. Чонин спокойно зашёл в зал, попробовал босыми ступнями маты, присел на корточки и принялся наблюдать за мастером-инструктором, прищурившись, как крупная и опасная пантера. Только тогда Чанёль припомнил: «тэквондо и кикбоксинг — уровень инструктора».

Мастер в их отделении обучал их приёмам тэквондо и дзюдо, но вряд ли это могло смутить Чонина. На первом занятии Чанёль как-то не заметил, чтобы у Чонина возникали сложности. Мастер, к слову, сразу заприметил Чонина и подключил его к демонстрационным комплексам. Разумеется, это обстоятельство не прибавило любви к Чонину со стороны коллег.

Потом Чонин стал уходить куда-то по вечерам, возвращался он за четверть часа до полуночи, закрывался в ванной и после ложился спать.

В итоге Чанёль видел Чонина по утрам и днём — полтора часа на тренировках. Идеально, если бы не влюблённость Чанёля, которая проходить сама по себе не намеревалась. Вопреки всем его ожиданиям, он смотрел на Чонина, когда мог это делать безнаказанно и оставаясь незамеченным. Иногда он позволял себе помечтать и представить что-нибудь… Получалось представить лишь что-то невинное и наивно-глупое. Большее — никак. Это озадачивало. Обычно Чанёль легко выстраивал в мыслях даже скабрезные сценарии и прокручивал порой в воображении порнофильмы с участием интересующего его объекта и себя любимого. Ничего сложного в этом не было для него, ведь он прекрасно знал, что ему нравится и чего он хочет.

С Чонином это не работало. Чанёль не мог представить и нарисовать в воображении хотя бы банальный поцелуй. Он начинал себе это представлять, доходил до прикосновения к руке или щеке — и всё. И не воображение отказывало, а просто Чанёль быстро терял контроль и над воображением, и над ощущениями. Он зависал намертво при попытках представить, что испытает, когда прикоснётся к руке или щеке Чонина. Он гадал, какой будет на ощупь бронзовая кожа, казавшаяся при ярком свете ламп золотистой. Уже одно это лишало Чанёля покоя: он не понимал, как кожа может выглядеть ещё темнее в лучах солнца и золотиться при искусственном свете. Ну полный же бред!

Во время очередной поздней отлучки Чонина Чанёль пробрался в его комнату, щёлкнул выключателем и осмотрелся. Спохватившись, метнулся к входной двери и закрыл на цепочку. На всякий случай.

Вернувшись в комнату, Чанёль снова осмотрелся. Чистый пол, постель аккуратно заправлена и сверху прикрыта тонким клетчатым пледом из верблюжьей шерсти. Мама дарила точно такой же плед Чанёлю года три назад. Чанёль так и не достал его из пластиковой упаковки, сунул в шкаф и забыл, теперь вот вспомнил.

На столе у окна дремал ноутбук, а справа стопкой сложили тетради большого формата. Из пластмассового стакана торчали пять ручек и два слегка погрызенных карандаша.

Чанёль взял тетрадь с самого верха стопки и раскрыл наугад, скользнул взглядом по знакомым ровным строкам, перевернул страницу, другую. Кажется, Чонин либо составлял учебную программу, либо писал книгу о боевых искусствах. Много исторических выкладок, схематических рисунков. Чанёль сдвинул палец с уголка страницы и увидел дату. Поразмыслив немного, полистал тетрадь и открыл первую страницу. Он проверил все тетради в стопке — исписанные полностью и только начатую.

Пять полностью исписанных и одна, начатая вчера. Чонин начал писать это всё с того самого дня, как приехал в Пусан! Немногим меньше месяца прошло, а он уже столько сделал?

Чанёль торопливо сложил тетради стопкой и пристроил там, где они и были изначально. И он не представлял, как и когда Чонин успел написать всё это.