Орудие Немезиды

Экона свалила жестокая лихорадка. Как только смог, я перевез его на виллу, где измучившаяся Иайа ждала новостей. Она взялась за лечение Экона, настояв на том, чтобы его положили в ее комнате. Затем послала Олимпию в Кумы привезти необходимые мази и травы. Воздух в ее комнате быстро заполнился дымком от жаровней и паром от кипевших в небольших глиняных горшках трав. Она вывела Экона из почти бессознательного состояния, чтобы влить ему в рот приготовленный по ее собственному рецепту отвар. Меня хотели напоить сонным зельем («Это заставит вас забыться по крайней мере на несколько часов, что вам крайне необходимо», — сказала она), но я от него отказался.

Незаметно наступили сумерки. Обед все еще не подавали, и проголодавшиеся то и дело заглядывали на кухню, чтобы перехватить чего-нибудь из оставшейся вчерашней еды. В отсутствие рабов, обычно стеливших постели, зажигавших светильники и выполнявших цикл повседневных работ по дому, время, казалось, остановилось. Только опустившийся мрак напомнил о его существовании. В ту ночь Морфей миновал виллу в Байах. Мы с Иайей и Гелиной бодрствовали в комнате Экона, с удивлением прислушиваясь к потоку вырывавшихся из его уст имен и бессвязных фраз.

Я в тревоге сидел в слабо освещенной комнате Иайи, и в голове у меня вставали все ужасные и удивительные события, вместившиеся в рамки единственного дня.

Наконец я накинул на плечи плащ, зажег небольшой светильник и стал бродить по притихшему дому. В пустых коридорах стоял мрак, нарушавшийся лишь кое-где прорывавшимися полосами холодного лунного света. Выполнявшая поручение Иайи Олимпия вернулась в свою комнату, но тоже не могла уснуть. Через ее дверь я слышал нежное бормотание и вздохи и тихий, искренний смех юноши, расставшегося наконец с пещерой, где проводил дни и ночи в изгнании, и наслаждавшегося теперь среди мягких подушек ласками теплого, знакомого тела. Я продолжал бродить, пока не оказался на дороге к мужским баням, около большого бассейна. Поднимавшийся пар, крутясь, исчезал в сиянии моего фонаря. Я посмотрел в сторону террасы. Две обнаженные фигуры стояли, прильнув друг к другу и облокотясь на перила. Они любовались лунной дорожкой на мерцавшей поверхности залива. В них я узнал Аполлона и Муммия.

Бесшумно и незаметно прошел я от террасы к тропе, которая вела к причалу, повернул к пристройке, поднялся на холм и оказался около длинного низкого здания, куда были загнаны рабы. Дверь была открыта широко и касалась стены. Я постоял и шагнул внутрь, где меня охватила полная тьма, но тут же отпрянул, почувствовав ужасную вонь. В помещении висел неизбывный запах нищеты, но этой ночью здесь было пусто и тихо. Из конюшен до меня донеслись тихий разговор и смех. Я обогнул по тропинке угол здания и вышел на внутренний двор. У ворот конюшен стояли на посту три стражника. Укутанные в плащи, они грелись около пылавшего здесь же костра. Один из них узнал меня и кивнул. За их спинами была видна приоткрытая дверь. Группа рабов сгрудилась вокруг небольших светильников. Тихий гул разговора перекрыл резкий крик: «Вон отсюда, чума ты этакая!» — и я понял, что среди них был Метон.

Я повернул обратно к вилле и вдохнул всей грудью. Ветра не было. Окружавшие виллу высокие деревья стояли в полной тишине прямые, как мачты. Вся округа, залитая лунным светом, застыла в тревожном ожидании.

Я пересек внутренний двор, вслушиваясь в мягкий хруст гравия под ногами. На пороге двери я заколебался и, вместо того чтобы сразу войти в виллу, задержался под портиком, потом прошел вдоль наружной стены дома до одного из окон библиотеки. Гардины были задернуты только наполовину, в окнах горел свет. Внутри сидел Марк Красс, закутанный в свою хламиду, над стопкой раскрытых свитков, с кубком вина в левой руке. Он ни разу не посмотрел в мою сторону, но после долгого молчания неожиданно заговорил:

— У вас, Гордиан, нет никакой необходимости ходить крадучись. Ваша миссия окончена. Заходите ко мне, по не через окно, пожалуйста, — это римский дом, а не лачуга варвара.

Я вернулся к входной двери и прошел через вестибюль. Окутанные сумраком, на меня смотрели восковые лица предков Луция Лициния. Вид у них был достаточно мрачный, но довольный. Я прошел через атриум, где ароматы благовоний наконец-то справились со смрадом разложения. Через раскрытую крышу колонной жидкого опала в атриум лился лунный свет. Осветив фонарем пол, я прочел на каменной плите буквы: СПАРТА. Грубые царапины в смешанном свете фонаря и луны отливали золотом и серебром, как если бы здесь не простой смертный, а сама Фортуна вывела эти буквы концом своего пальца.

Охраны у двери библиотеки не было, дверь осталась открытой. Красс даже не повернулся и не посмотрел в мою сторону, а просто указал на стоявшее слева от него кресло.

Помолчав, он отодвинул от себя свитки, ущипнул переносицу и достал еще один серебряный кубок, который тут же наполнил до краев вином из глиняной бутылки.

— Мне не хочется пить, спасибо.