Орудия в чехлах

— Наше место, — начал штурман свой доклад, когда пять минут истекло, — широта…

— Не нужно! — оборвал его адмирал. — Ведите прокладку. Я сам увижу, где мы!

Адмирал положил руку на бортовую стенку, ограждавшую мостик. Теперь он не смотрел на волны, почти под прямым углом разбегавшиеся от скул корабля. Напряжённым взглядом, выдававшим его тяжёлое раздумье, осматривал он сумрачное небо, встававшее из серой воды всего лишь в нескольких кабельтовых от корабля.

— Самолёты? — тихо произнёс он, и чувствовалось, что этот вопрос вырвался вслух из десятка вопросов, которые были в его голове. Он прошёл к переговорной трубе, что вела в радиорубку. Но, взявшись за неё, стал снова смотреть на сумрачное, чуть-чуть светлевшее на востоке небо.

— Прицельное бомбометание?

— Встаёт туман, товарищ адмирал, — тихо подсказал командир эсминца, взглядом указывая на серую воду, которая начинала дымиться.

Адмирал посмотрел на командира, посмотрел на воду, опустил руку, стал спокоен, спросил:

— Сигнальщики! «Ревущий» не отстаёт?

— «Ревущий» следует на указанной дистанции!

— Хорошо! — И, остановившись около штурмана, он стал снова смотреть в одноцветную рябь морской карты.

6

— Ну что ж, ребята, — сказал строгий замполит, излишняя сухость которого иногда не нравилась матросам. — Кончились, видно, учения.

— Товарищ капитан-лейтенант, — спросил старшина первой статьи Быков, — а много они наших на «Ратнике» побили?

— Раненые есть. Очень тяжёлые есть. Курбатов, старшина рулевых… — Он осёкся, повернув голову в полусумрак башни, туда, где сидел орудийный наводчик. — Ковалёв, — позвал он. — У вас брат, кажется, на «Ратнике» служит?

— Да, — ответил Ковалёв.

— Он у вас?..

— Он старшина рулевых.

Капитан-лейтенант опустил глаза. Чуть отвернулись в сторону заряжающие, что стояли по левую руку. Стало тихо, хотя ни один из тех звуков, что доносились сюда, передаваемые через сталь и железо, не затих. Стало тихо, потому что человеческому голосу нужно было нарушить это гнетущее молчание. И замполит сказал:

— Ясно, ребята?

— Ясно, товарищ капитан-лейтенант. — Помрачневший Быков пошевелил руку, что лежала на рычаге орудийного замка, словно намереваясь перевести рычаг с «товьсь» на «цельсь», но остался стоять, лишь добавил угрюмо: — Вы бы, товарищ капитан-лейтенант, за машинистами посмотрели. Они слишком высокую ноту взяли. Как сорвутся… Уйдут, сволочи.

— Не уйдут, ребята. Не уйдут!

— Ну, отличники наши, — сказал он, чуть помолчав. — Ну, оставайтесь, отличники. Выстрелите как следует уж. Как по щитам стреляли, так и выстрелите. Ну, Ковалёв… — Он не договорил и повернулся к выходу. — Пойду я в БЧ-пять, передам ребятам, что надо догнать. Обязательно надо догнать. Не грусти, Ковалёв…

Андрей сидел, ощущая спиной привычный холод башенной стали, чувствуя в ладонях знакомую тяжесть штурвала наводки и взглядом следя за экранами, где сейчас неподвижные, на нулевых делениях, замерли стрелки.

Глаза застилал туман. Тот самый туман, который Андрей впервые узнал, когда на каком-то торжественном вечере его, октябрёнка, поставили на стул и объявили, что он прочитает стихи. Зал показался большим, свет очень ярким, густой жар родился где-то внутри, в глазах зарябило, он почувствовал на ресницах слезы.

Второй раз, пожалуй так же сильно, Андрей волновался, когда в первый раз стрелял на учебных стрельбах. Оттренированный, умелый, он вдруг увидел, что красная стрелка на экране наводки забегала. Рывком штурвала он загонял её под белый штришок на другой, сероватой, с обрубленным носиком стрелке — «неподвижном индексе» — и не мог. Звучал сигнал ревуна, а лампочка перед глазами Андрея не вспыхивала… Ему показалось, что она перегорела, она не будет гореть. Но она вспыхнула, орудие ухнуло и с тяжёлым ударом отошло назад. Андрей успокоился.

Он знал, что и сейчас он будет спокоен.

* * *

Глянцевитая поверхность кругов наводки, мирно спящие красные стрелки. И хотя б на секунду, на долю секунды мелькнул перед ним брат, лицо его, взгляд хитрый, лукавый. Но сейчас о брате не думалось. Что-то другое, совсем далёкое приходило на память, вставало перед глазами, заслоняло собою орудие, друзей, одетых в военную форму.