Орудия войны

— Зыбко. Рискованно, — Саша улыбнулась. — А ты ведь не из тех, кто рискует, да, Рома? Бежать на коротком поводке у хозяев — это, конечно, куда как надежнее. Будешь потом давиться шампанским, от которого у тебя скулы сводит. В окружении дорогих шлюх, с которыми чувствуешь себя живым. Зная: то, что ты делал, убивало твою страну все это время. Если, конечно, твои хозяева вообще оставят тебя в живых. Почему бы им не придушить в этом дипломатическом поезде сейчас меня, а когда придет твое время — тебя? Зачем Франции граждане, которым известны ее грязные секреты? Полагаешь, когда агентом, исчерпавшим свою полезность, станешь ты, к тебе не пришлют кого-нибудь так же, как тебя сейчас прислали ко мне? Будешь в ту минуту себя утешать тем, что ты преданно служил Франции. И человека, от которого ожидали, что он может как-то нарушить ее планы, ты устранил собственными руками.

— Да вы же… что в лоб, что по лбу, — скривился Вершинин. — Новый порядок распродает Россию оптом и в розницу. А большевики пытались превратить ее в топливо для мировой революции. Нет, давай вот мы сейчас меня, из всех людей, станем порицать за недостаток патриотизма!

— Времена изменились. Объединенная народная армия и ее Советы — это попытка русского народа вернуть свою землю себе.

— Да будь вы там хоть новыми Мининым и Пожарским. Вас попросту раскатают французской бронетехникой, и вся недолга.

— Если я сейчас вернусь и сообщу о ней, может, еще и не раскатают. Расскажи мне, что тебе известно. Сколько техники поставлено, сколько еще планируется, как и в какие сроки ее будут перебрасывать.

— Пытаешься перевербовать меня, комиссар? — усмехнулся Вершинин.

— Уже перевербовала. Дипломатический поезд ушел, а мы все еще разговариваем. Раз ты до сих пор их поручение не выполнил, значит, не хочешь этого, на самом деле не хочешь. Ты ведь не с ними, Рома. Не лучше ли тебе тогда быть с нами?

Вершинин улыбнулся — легко, впервые за весь этот вечер.

— Снявши голову, по волосам не плачут. Черт с тобой, Александра. Этого адреса французы не знают, слежки не должно быть. Ты не приезжала, тебя здесь не было. Твои документы будут в силе еще часов двенадцать, на пересадку в Москве успеешь. Потом сожги их, с ними тебя опознают быстрее, чем без документов вовсе. Про технику — запоминай…

Глава 30

Комиссар Объединенной народной армии Александра Гинзбург

Декабрь 1919 года.

— Тебе надо поспать, — сказал Белоусов.

Новости, которые Саша привезла двенадцать часов назад, всколыхнули штаб Объединенной народной армии. Паники не возникло, все давно ожидали чего-то в таком духе. Кажется, многие испытали своего рода облегчение: лучше готовиться к самому мощному удару, чем не знать, чего ждать от будущего. Было принято множество решений, которые Саше никогда не пришли бы в голову. Команды взрывников уже направились к основным мостам. На дорогах, по которым броневики могли проехать, ставились ловушки и засады. По всем частям срочно искали механиков и шоферов для машин, которые станут трофейными. Саша пожалела, что Прохор не дожил — вот уж кто был бы счастлив водить «Рено».

Антонов предложил было отступать в леса, но Князев сказал, что атаковать врага надо на марше, быстро, внезапно, решительно. Спорить с ним никто не стал. Работа по подготовке нападения кипела весь день и всю ночь. Под утро Белоусов взял Сашу за руку и решительно отвел в спальню.

— Если ты не поспишь сейчас хотя бы часов пять, толку от тебя не будет, — сказал он. — Ты и так слишком рано встала после операции.

Здесь, в Тамбове, впервые за все время брака у них была настоящая спальня — с кроватью и задвижкой на двери. Правда, оба они часто бывали в разъездах и ночевали здесь редко. Тем большим счастьем были ночи, которые им удавалось провести вместе. Тогда Саша просыпалась, чтоб послушать дыхание мужа, ощутить тепло его тела. Как бы мало времени им ни оставалось на сон, под утро обыкновенно один из них осторожно будил второго за час-другой до подъема. Слишком ценна была возможность оказаться друг к другу так близко, как люди только могут.

Но сейчас было кое-что поважнее, чем сон и прочее. Саша осторожно прилегла на край кровати — другой мебели здесь не было — оставив ноги на полу. Если б она сняла сапоги, надеть их снова не смогла бы, даже если б от этого зависела судьба мировой революции.

— Я должна что-то тебе рассказать, тебе одному, — сказала Саша.

В штабе она изложила все добытую стратегическую информацию — но не то, что сообщил ей Вершинин о причинах и целях поставок. Только мужу она решилась рассказать все как есть.

— Мы пришли на Тамбовщину, чтобы выжить, — закончила Саша. — Сдаться врагу на милость мы не могли. Нет у этого врага никакой милости ладно бы для меня, но ведь и для наших ребят тоже. После тысячи людей присоединились к нам, и многие не из любви к революции, а потому, что больше им ничего не оставалось. И я вцепилась в эти поставки — другого способа вооружить и одеть их всех у меня не было. А теперь выходит, что все это время мы сражались в интересах чужой страны и против собственной.