Оружейная магия: начало

Мы прошли к административно-складскому зданию, внутри которого, помимо прочего, располагался даже не вход, а натуральный въезд в подвалы Гуспа. К сохранившимся воротам въезда вел достаточно пологий спуск, на котором вполне могли разахаться две повозки. Ворота сохранились до сих пор, но теперь они не открывались: петли проржавели, древесину повело и случилось невесть что еще. Разбойники сумели заставить работать только большую калитку в воротах. Эта калитка занимала почти половину одной воротины и рассчитывалась, так что в случае необходимости она могла пропустить пару крупных тяжело груженых разумных встретившихся в ней на встречном курсе.

Калитка оказалась подперта снаружи толстой жердью и на этом вся блокировка входа заканчивалась. Отодвинув жердь и прислонив ее к стене, мои конвоиры достали магические светильники и активировали свет. В темноту подвала вошли тем же порядком. Прошли по помещению к лестнице на второй, нижний, и довольно маленький уровень подвала, где и располагалась тюрьма. На первом находились складские помещения. На мой взгляд, не слишком логичное расположение, но тот, кто возводил эти подземелья, меня не спрашивал.

Вход в тюрьму когда-то перекрывался дверью, возможно даже железной, возможно даже с глазком или окошком, но теперь ее не было. Сразу за дверным проемом располагался закуток, по всей видимости, предназначавшийся для суточной смены тюремного караула. Дольше шел коридор, по которому мы далеко не пошли. С обоих сторон, вдоль коридора, шли камеры. От коридора они были отделены прутьями решетки, вставленными в отверстия в плитах пола и потолка. Прутья были деревянными, толщиной в человеческую руку, но дерево было какое-то не простое, а прочное само по себе и как-то специально обработанное, поэтому оно стояло до сих пор, несмотря на заметную сырость в тюрьме. Простое железо за это время, наверное, загнулось бы, а это дерево как новое. Однако, несмотря на чудесные свойства дерева, межкамерные стены были сделаны не из него, а из блоков местного черного бетона.

Мы прошли мимо первой пары камер, и свет фонарей выхватил в одной из них прижавшегося к прутьям решётки и щурящегося от света бородатого карлика. В камере напротив соплеменника Зарная Вана не было видно никого, но она была заперта, так что в ней кого-то точно содержали. Просто он сидел у дальней стены и свет его не выхватил.

Один из бандитов подошел к пустой камере во второй от входа паре и открыл не запертую дверь.

— Входи. Тут пока посидишь. Подождешь, когда старший вернется, — велел он мне, и я молча зашел.

За моей спиной бандиты заперли дверь на навесной замок. Лишив меня свободы, они тут же потеряли ко мне всякий интерес и, не сговариваясь, направились к камере, что была напротив моей.

— Где ты там выродина? — спросил Фульц, поднимая источник света повыше и освещая камеру поглубже.

В камере сидела девушка. Вроде бы человек, но уверенности не было. Я тут таких не видел. Глаза раскосые и по анимешному большие с янтарно-золотыми зрачками и полные животного страха. Носик маленький и аккуратненький. Волосы цвета переспелой вишни, длинные, сейчас спутанные, но все равно красивые. Маленький ротик, но губки пухленькие. Кругленькое личико, по которому так сразу не скажешь 16 или 20 лет этой девчушке, ничуть не украшало пятно застарелого синяка переливавшегося разными цветами под глазом и на скуле. Кожа везде, где видно бледная, словно пленница долго не видела дневного света и раскрашена несколькими старыми синяками не только на лице. Одета девчушка оказалась в изодранное крестьянское платье и сидя у дальней стены на брошенном на пол пуке отсыревшей соломы бережно прижимала явно поврежденную правую руку левой рукой к груди.

— Тварь, — фючи сплюнул вглубь камеры.

— Может, попробуем ее еще разок? — спросил у лопоухого человек.

— Вы уже попробовали, Хапан в бинтах лежит, — скривился фючи.

— Так мы же не знали тогда, что она перевертыш. Теперь-то готовы будем, — представил довод человек.

— И что? — хмыкнул фючи.

— Теперь никого не подерет, — пожал плечами его собеседник.

— Может и не подерет, но перекинется точно. Ты ее такую драть с зубищами и когтями драть будешь? Еще, может, прибор ей свой в пасть сунешь? — фючи оскалился с недоброй насмешкой.

— Нет, — человека передернуло от картины, что он нарисовал себе в голове.

— Мы магу какому-нибудь продадим эту тварь, — лопоухий повернулся ко мне и спросил. — Этот твой, как его там?

— Сигизмунд Поляков, — напомнил я имя, которое не только придумал, но и на всякий случай запомнил.

— Ну, вот он возьмет перевертышиху? Интересна ему такая падаль? — спросил он меня, а я сделал вид что задумался.