Оружейник

— Разрешаю расслабиться и спросить чего хотел, рядовой Минц, — произнес я и добавил, постаравшись максимально скопировать выговор сержанта Тэтчера: — У нас, мать его, что угодно, но не чертова армия.

— Что мы здесь делаем, мистер Мартин?

— В Испании? Или конкретно на этом склоне?

— Насчет испанского гешефта мне более-менее понятно, — быстро сказал паренек, — я про сейчас.

— А, тебя же не было в кают-компании, когда док рожал этот план, — вспомнил я. — На самом деле все просто. У нас есть груз, который надо как сбыть местным герильерос, причем как можно скорее. Во-первых, потому что надо двигаться дальше, во-вторых, груз этот… нервозный. Испания хоть и бедная страна, но кое-какой воздушный флот у неё все же имеется и если здешние горы начнут прочесывать на бреющем частой гребенкой, мы на "Доброй тетё" под сеткой не отсидимся. Но контакты наших французских друзей напрочь скомпрометированы. Они были так или иначе завязаны на местного партизанского вожака… от имени которого нас так радостно встретили у озера. Конечно, может он героически пал в бою за свободу, а частоты и шифр просто не успел как следует прожевать перед смертью…

— …но правильно будет думать, что в контрразведке из него выжали все… что знал и что давно забыл, — закончил за меня Леви. Мой… первый старший группы всегда повторял: если не уверен, что твой товарищ мертв, рассчитывай на худшее: попал к ним живым и его разговорили.

Минц произнес это вроде бы обыденно, но что-то в его голосе мне подсказало… нет, прокричало: так о живых не говорят.

— Когда он сам погиб?

— В прошлом году, в Галилее… натолкнулись на патруль, началась пальба. Иосиф и еще один товарищ остались прикрывать отход. Британцы тела родным не выдают, но при морге в госпитале был санитар из наших… рассказал, что у одного была рана на виске, а второй подорвался на гранате.

Я не стал расспрашивать, кем приходился ему этот Иосиф — братом или кем-то еще. Так бывает: кому-то выпадает остаться и умереть, кому-то жить и задаваться вопросом "почему я, а не он?" Если успеешь прожить достаточно долго, приходит и понимание, что вопрос дурацкий. Мы все живем в долг и в конце пути у каждого из нас рано или поздно случится самый длинный день, тропа, которую не обойти, пара глотков воды и последняя обойма. Или что-то еще. Просто бывают долги, вернуть которые можно лишь другим.

— Знаешь, что для партизан важнее всего?

— Предполагается, — после короткой паузы отозвался Леви, — что я не задумываясь, отвечу "оружие и патроны"? Так, мистер Мартин? Но я скажу иначе: важнее всего для партизан идея. Только не подумайте, что я коммунист, хотя Лейбу Бронштейна у нас уважают. Если есть правильная идея, все остальное тоже найдется: люди, оружие, деньги…

— Мои аплодисменты, — я несколько раз слегка хлопнул по прикладу винтовки. — Даже спорить не хочется… еще и потому, что другое имел в виду, более практическое. Попробуем иначе: ты местный герильеро, борешься в этих горах за мировую революцию, свободу Страны Басков и вообще все хорошее. С идеями полный порядок, из Москвы и Мюнхена регулярно транслируют новости Коминтерна. С оружием тоже кое-как налаживается, как видишь. Да партизанам не нужно пять суток артподготовки. А вот пожрать хотя бы раз день хочется, вне зависимости от идеологии.

— Теперь понимаю…

— В здешних горах, если верить нашим французским друзьям, партизан должно быть много. А значит, среди населения друзей у них еще больше. Один спрятал на чердаке винтовку и в нужный момент по сигналу примкнет к отряду и пойдет в бой. Второй носит в горы еду, третья следит за полицейским участком… и еще два десятка просто делают вид, что ничего не видят и не знают.

— Чужаку они этого тем более не скажут.

— Верно мыслишь, парень, — одобрительно произнес я. — Только наша задача проще. Надо лишь прикинуть, кто именно должен знать. А насчет поговорить по душам Ковбой у нас первый. В это поверить сложно… но полетаешь с нами годик-другой и сам убедишься, какую массу информации люди порой выбалтывают, сами того не желая.

Леви промолчал и я снова вернулся к разглядыванию крыш, окон и горшков с цветами в четырехкратную оптику.

— Крестьянин скрылся в рощице, — доложил Минц, — ушёл куда-то в глубину, за деревьями не видно.

— Занятно…

Конечно, это могло не значить ровным счетом ничего. Мало ли что стукнет в голову человеку, чтобы в жару взять мотыгу и потащиться куда-то вниз, в долину. А может, он и впрямь решил сходить, рассказать кому-то по появление в городе подозрительного чужака.

Солнце поднялось еще выше, старательно выжигая из мира яркость красок. Южный полдень на излете лета — та еще парилка. Два года назад, в Персии, примерно в такой же полдень я едва не схлопотал тепловой удар… караван должен был пройти утром, а появился только под вечер. В тот раз тоже из окружающего мира ушли цвета, все растворилось либо в ослепительно-белом, либо беспросветно-черном. Лишь внизу, возле самой тропы маячило зеленое пятно, куст ежовника.