Оружейник. Бой без правил

— Грузитесь, — произнес я обреченно. А когда никто не двинулся с места, с сердцем гаркнул: — В машину, я сказал!

Стараясь заглушить душевную боль и разочарование, я гнал БТР на полной скорости. Я стремился слиться с машиной и в этом единении обрести хоть немного покоя, хоть каплю былой уверенности и рассудительности. Как там с покоем, не знаю, но рассудок ко мне понемногу стал возвращаться. Именно это и позволило заметить, что «восьмидесятка» как-то подозрительно раскачивается. Пришлось тут же сбросить скорость.

Сидевший на соседнем сидении Леший узрел в моих действиях совершенно другой мотив:

— Да, вот там, метров через полста, сворачивай.

Загребельный указал на расположенный по центру автомагистрали отбойник. Метров двадцать заграждения было начисто снесено, а стальные стойки, которые его удерживали, смяты и вдавлены в асфальт. Во всем этом безошибочно угадывался автограф, оставленный колонной тяжелой бронетехники.

— Сворачивать? — я не сразу понял, что Андрюха имеет в виду.

— Не обязательно тащиться аж до Алабино, — подполковник еще раз сверился со своей замусоленной километровкой. — На Подольск можно свернуть и здесь, как раз развязка будет. Тогда двинем через Троицк. Дорога может и похуже, зато вдвое короче.

Голос у Загребельного был спокойный, такой как всегда, будто ничего и не произошло. А может и впрямь ничего? От этой неожиданной мысли я сперва даже опешил. Однако когда при съезде на разбитый большак нас хорошенько тряхнуло, мозг, наконец, сумел преодолеть ступор и заработал в нужном направлении.

Задача перед нами стояла особая, такую еще никто и никогда не решал. Значит и команда для нее должна подобраться тоже не совсем обычная. Кто знает, вдруг какая-нибудь старушка божий одуванчик с ее тихой житейской мудростью будет нам в сто раз полезней, чем этот узколобый прапор с гранатометом? Ну, про старушку это я, конечно, загнул, но ход мыслей в общем-то правильный. Спасать мир должен тот, кто этого достоин, а не какие-то там совершенно случайные люди, пусть даже великолепно владеющие оружием.

Твердо решив перетрясти весь Подольск сверху донизу, но разыскать таких, я вновь почувствовал себя человеком, на которого возложена необычайно важная миссия. И ее первая часть — добраться до Подольска. Осознав это, я тут же сосредоточился на дороге.

В этих местах я бывал всего один или два раза, и то очень давно, в самом начале моей, так сказать, коммерческой деятельности. Раньше в Троицке тоже жили люди. Вернее не в самом городе, а в каком-то селе на подъезде к нему. То ли Ильинка, то ли Игнатовка, короче, будем проезжать, вспомню. Я как-то пробовал предложить им свои услуги, да только все зря. Тогда в послевоенное время с оружием и боеприпасами проблем не было, а о пушках и крупнокалиберных пулеметах еще никто даже и не помышлял, нужды просто не возникло. В добавок ко всему среди местных оказалось довольно много военных из тех частей, что стягивали к Москве. Так что учитывая все вышеперечисленное, мне отказали. Дали воды набрать, и на том спасибо.

Кстати, уже потом, где-то через полгода, в Подольске повстречал я одного майора, того самого, с которым общался в селе под Троицком. Поведал он довольно жуткую историю о последнем дне, вернее ночи, их маленького поселка. Вот именно так я и узнал о появлении на Земле ночных чудовищ под названием призраки. Это уже потом они стали обыденным, чуть ли не привычным злом. А тогда это был шок, леденящий ужас для всех, кто вместе со мной слушал сбивчатый, приправленный соплями, слезами и самогонным перегаром рассказ чудом уцелевшего офицера.

Оставив за спиной покосившийся дорожный знак с перечеркнутой надписью «Верховье», мы продолжили путь среди когда-то тучных и плодородных крестьянских полей. В последний предвоенный сезон их засеяли каким-то злаком, может даже и пшеницей. Боже ты мой, какие воспоминания! Пшеничные поля! Ветер гоняет золотистые волны, и туго налитые колосья тихо шуршат, будто ласковый и нежный прибой. Да… все это было когда-то. Совсем в другой жизни и в другом мире. Сейчас же взгляду открывались темно-коричневые заросли, очень похожие на спутанную собачью шерсть грязного и нечесаного чао-чао.

Цвет старой ржавчины контрастно оторачивала линия черного леса. Она отделяла мертвое пшеничное поле от тяжелой свинцово-серой пелены низких облаков. Эта чернота казалась какой-то противоестественной, нереальной, словно не принадлежащей этому миру. Должно быть именно так чернеют врата преисподней.

Лес сейчас и впрямь представлял из себя серьезную опасность. Его облюбовали такие твари, о которых и услышать-то страшно, не то что увидеть. Именно поэтому никто из здравомыслящих людей туда и не совался.