Оружейник на Фронтире (СИ)

- Ну да, только солдатикам тем по-старому по девятнадцать лет, живут они в казарме, и контракты у них еще на четыре года, а правило об досрочном увольнении в связи с родами применяется только к женщинам, а не к приемным отцам. Поэтому очень прошу, посоветуйтесь с женой, можете ли удочерить бедняжку?

- Да, история просто шекспировская. Давайте так - пойду домой, поговорю с женой, и если она не против, то ... куда ехать?

- Она в госпитале на базе "Америка". Приедете сюда, дам в сопровождение "Хамви", съездите на Базу.

- А "Хамви" зачем?

- Ну, во-первых, дорога между базами и Порто-Франко самая опасная в этом мире - огромный поток переселенцев, еще не освоившихся в этом мире, а значит и желающие его пограбить, и во-вторых, тот экипаж немного провинился, пусть покатается лишний раз...

Дома за обедом Катя выслушала пересказ посещения орденцев, и сказала, что делать нечего, раз уж такие обычаи, надо удочерять несчастную. Пообедав, побросали в сумку обе ФГ, собрали в коробку всякой выпечки, срезали с розового куста у забора небольшой букетик, и поехали к представительству.

Эрик не стал тянуть время, позвонил кому-то, потом написал небольшую записку, в которой заведущему госпиталем на базе "Америка" предписывалось передать нам девочку по имени "Olesa Olafson", а работникам иммиграционного отдела - оформить ее как нашу приемную дочь. Достал рацию и сказал сержанту Хомлину сопроводить нас до "Америки" и обратно.

- Они вас на южном КПП ждут.

- Поехали - сказала раскрасневшаяся Катя

В "Хамви" стафф-сержанта Хомлина, оказавшегося здоровенным негром с жутким акцентом, как он пошутил, алабамским, были двое уже знакомых мне братьев-метисов.

- А вы как? - спросил их

- Выговор получили... за то что не углядели того стрелка с РПГ, но за инициативу в бою повышены до сержантов, хотя на самом деле скоро отправимся на сержантские курсы, звание после них дадут, ответили они.

Через три часа мы подъехали к базе "Америка", и после обычного пломбирования сумки с оружием, подъехали к госпиталю, спрятанному позади Иммиграционного отдела. Там у нас опять спросили ай-ди, и невнятно представившийся врач проводил нас в палату к девочке лет четырнадцати. Вид у нее был не очень - пшеничного цвета волосы завязаны в "конский хвост", одета в платье явно не годное ей по росту, которое просто болталось не ней.

Представились.

- А меня медсестры уже просветили, к кому меня на воспитание отдадут, сказала она. А вы давно женаты?

- Давно, и своих ждем. Пойдем отсюда...

Мы спросили у врача, что теперь?

- Идите в иммиграционный, там объяснят. Вещей у нее нет, дом того типа солдаты случайно спалили...

Так мы и поступили. Оформление заняло буквально десять минут, нас предупредили, что ай-ди девочки надо поменять через четыре года, вручили Кате заклеенный конверт с просьбой прочесть дома. Переспросил ее о чем-то.

- Так вы русские, наши - воскликнула Олеся, перейдя с плохого английского на русский.

- Ну да, разве по именам не понятно? Сейчас что хочешь?

- Поесть вкусно хочу.

Пошли втроем в ресторанчик, видневшийся от входа в иммиграционный, по дороге достал рацию и спросил сержанта, где они?

- Видим вас, идете к ресторану, а мы тут.

Олеся заказала столько всего, что нам стало ясно - досыта бедняжка ела последний раз очень давно. А вот вопросы... она без стеснения спросила, как умер "тот самый боров".

- С полутора километров пуля в жопу.

- А что он сказал перед смертью - спросила она

- Да откуда я знаю, с такого расстояния это просто крошечная фигурка в прицеле.

- И что вы со мной делать будете?

- Сначала купим нормальную одежду, потом запишем в школу, и будем учить языкам, вождению и стрельбе.

- И ничего взамен не захотите?

- Чтобы училась хорошо... да, а как ты сюда попала?

Мы были просто шокированы рассказом девочки... сначала отобрали у родителей, потом в Швецию, потом побег из приемной семьи, публичный дом, ночная атака каких-то бойцов в черном, старый автобус, Ворота, ... и вскоре она оказалась у того борова. Слушать ее было просто страшно.

Наевшись доотвала, она спросила, когда поедем домой?

Мы хотели предложить то же самое. Уже в машине, Олеся о чем-то шепталась с Катей, сидя сзади, а потом расплакалась и прорыдала всю дорогу.

Солнцу уже касалось горизонта, когда мы подъехали к городу. Очень вскоре мы были дома, Олеся с удивительным, каким-то детским удивлением ходила по "офису", разглядывая висящие на стенах винтовки и увеличенные эскизы гравировок. Общими усилиями стали приводить в порядок свободную до того комнату справа от лестницы. Еще левее была "подсобка" с верхней частью пресса, а наша спальня - напротив лестницы. Семейный ужин втроем, после которого Катя с Олесей ушли секретничать в ее комнату, прогнав меня мыть посуду и фрезеровать затвор к "три-три-восемь".