Оружейник на Фронтире

— Да, история просто шекспировская. Давайте так — пойду домой, поговорю с женой, и если она не против, то… куда ехать?

— Она в госпитале на базе «Америка». Приедете сюда, дам в сопровождение «Хамви», съездите на Базу.

— А «Хамви» зачем?

— Ну, во-первых, дорога между базами и Порто-Франко самая опасная в этом мире — огромный поток переселенцев, еще не освоившихся в этом мире, а значит и желающие его пограбить, и во-вторых, тот экипаж немного провинился, пусть покатается лишний раз…

Дома за обедом Катя выслушала пересказ посещения орденцев, и сказала, что делать нечего, раз уж такие обычаи, надо удочерять несчастную. Пообедав, побросали в сумку обе ФГ, собрали в коробку всякой выпечки, срезали с розового куста у забора небольшой букетик, и поехали к представительству.

Эрик не стал тянуть время, позвонил кому-то, потом написал небольшую записку, в которой заведущему госпиталем на базе «Америка» предписывалось передать нам девочку по имени «Olesa Olafson», а работникам иммиграционного отдела — оформить ее как нашу приемную дочь. Достал рацию и сказал сержанту Хомлину сопроводить нас до «Америки» и обратно.

— Они вас на южном КПП ждут.

— Поехали — сказала раскрасневшаяся Катя.

В «Хамви» стафф-сержанта Хомлина, оказавшегося здоровенным негром с жутким акцентом, как он пошутил, алабамским, были двое уже знакомых мне братьев-метисов.

— А вы как? — спросил их.

— Выговор получили… за то что не углядели того стрелка с РПГ, но за инициативу в бою повышены до сержантов, хотя на самом деле скоро отправимся на сержантские курсы, звание после них дадут, ответили они.

Через три часа мы подъехали к базе «Америка», и после обычного пломбирования сумки с оружием, подъехали к госпиталю, спрятанному позади Иммиграционного отдела. Там у нас опять спросили ай-ди, и невнятно представившийся врач проводил нас в палату к девочке лет четырнадцати. Вид у нее был не очень — пшеничного цвета волосы завязаны в «конский хвост», одета в платье явно не годное ей по росту, которое просто болталось не ней.

Представились.

— А меня медсестры уже просветили, к кому меня на воспитание отдадут, сказала она. А вы давно женаты?

— Давно, и своих ждем. Пойдем отсюда…

Мы спросили у врача, что теперь?

— Идите в иммиграционный, там объяснят. Вещей у нее нет, дом того типа солдаты случайно спалили…

Так мы и поступили. Оформление заняло буквально десять минут, нас предупредили, что ай-ди девочки надо поменять через четыре года, вручили Кате заклеенный конверт с просьбой прочесть дома. Переспросил ее о чем-то.

— Так вы русские, наши — воскликнула Олеся, перейдя с плохого английского на русский.

— Ну да, разве по именам не понятно? Сейчас что хочешь?

— Поесть вкусно хочу.

Пошли втроем в ресторанчик, видневшийся от входа в иммиграционный, по дороге достал рацию и спросил сержанта, где они?

— Видим вас, идете к ресторану, а мы тут.

Олеся заказала столько всего, что нам стало ясно — досыта бедняжка ела последний раз очень давно. А вот вопросы… она без стеснения спросила, как умер «тот самый боров».

— С полутора километров пуля в жопу.

— А что он сказал перед смертью — спросила она.

— Да откуда я знаю, с такого расстояния это просто крошечная фигурка в прицеле.

— И что вы со мной делать будете?

— Сначала купим нормальную одежду, потом запишем в школу, и будем учить языкам, вождению и стрельбе.

— И ничего взамен не захотите?

— Чтобы училась хорошо… да, а как ты сюда попала?

Мы были просто шокированы рассказом девочки… сначала отобрали у родителей, потом в Швецию, потом побег из приемной семьи, публичный дом, ночная атака каких-то бойцов в черном, старый автобус, Ворота… и вскоре она оказалась у того борова. Слушать ее было просто страшно.

Наевшись доотвала, она спросила, когда поедем домой?

Мы хотели предложить то же самое. Уже в машине, Олеся о чем-то шепталась с Катей, сидя сзади, а потом расплакалась и прорыдала всю дорогу.

Солнцу уже касалось горизонта, когда мы подъехали к городу. Очень вскоре мы были дома, Олеся с удивительным, каким-то детским удивлением ходила по «офису», разглядывая висящие на стенах винтовки и увеличенные эскизы гравировок. Общими усилиями стали приводить в порядок свободную до того комнату справа от лестницы. Еще левее была «подсобка» с верхней частью пресса, а наша спальня — напротив лестницы. Семейный ужин втроем, после которого Катя с Олесей ушли секретничать в ее комнату, прогнав меня мыть посуду и фрезеровать затвор к «три-три-восемь».

Утром за завтраком отмоченная в ванне доча выглядела уже не запуганным зверьком, но уже нескладной девочкой-подростком. Тут появились Квайбаки, и Джон предложил съездить с ним за компанию забрать «посылку» с орденской базы. Опять знакомая дорога, три часа с винтовкой на коленях, глядя по сторонам. Джон же рассказывал о своих афганских злоключениях.

На Базе оказалось, что груз для Квайбака это стопка ящиков на поддоне, обмотанная пленкой. Пока он в присутствии орденца пересчитывал и перегружал коробки в пикап, пошел в оружейный магазин, гадая про себя, а какие же скидки положены внештатным служащим Патруля?