Оружейник. Винтовки для Петра Первого

– А сколько надо? По-моему, одного достаточно. Государь платит мне двойное, против своих подданных, жалованье – полагаю, за то, чтобы я их учил. За обучение немцев пусть римский кесарь платит.

– Эко, хватил! Они сами кого хошь научат! Ученые!

Я отрицательно помотал головой:

– Проще неученого выучить, чем переучивать, кого неправильно научили.

«Tedeschi» в Италии воспринимаются примерно как пошехонцы в Москве или голландцы в Лондоне – невежи, тупая деревенщина. Даже освободившись от этого предрассудка через книги многих ученых мужей германских, через математические трактаты великого Лейбница, я не избавился от какой-то тени высокомерия к немецкому племени. Возможно, мой древнеримский патриотизм добавлял нечто ядовитое к этому чувству, и от Бутурлина сие не укрылось.

Теперь новопожалованный генерал-поручик смотрел в будущее с неколебимым оптимизмом. Он покровительственно хлопнул меня по плечу:

– Не бойсь! Государь Петр Алексеевич не станет требовать, чтоб мы одной дивизией против всей турецкой державы стояли. Фельдмаршал сикурсовать готовится, и от графа Петра Матвеевича полки идут. Правда, без него: жалуется, грудная жаба одолела.

Я покосился на почти в отцы мне годившегося Ивана Ивановича, как умудренный опытом унтер – на восторженного юного прапорщика:

– Сколько я знаю, у Бориса Петровича войска от Данцига до Лемберга раскиданы, их до конца кампании не собрать. У Апраксина нет и половины штата: когда он рекрут последний раз получал, не помню. На себя надеяться надо.

– «Зна-а-аю!..» Ни хера ты не знаешь! Сидел целый месяц на Перекопе, как барсук в норе, а Шереметев за это время армию на Волынь вывел. Может, и не всю. Но изрядную часть. Кстати, князь Дмитрий Михайлович пишет: со слов лазутчиков, вроде Али-паша на Киев собирается. С чего ты взял, что он непременно на нас попрет?

– Так некуда больше. Я был бы рад, если б визирь по предначертаниям Голицына воевал. Но ведь не дождемся такого счастья: нельзя надеяться, что враг сам себя погубит! Подолию королю от турок кесарь гарантировал, разумно ли его дразнить? А главное, там продовольствоваться невозможно: от нынешнего разорения польская Украина не оправится лет двадцать. Села крымцы выжгли, народ разогнали. Триста голодных верст между Днестром и Киевом – это много. Со стороны Волыни брать провиант нельзя, если даже от наших фуражиров останется: уж за свои-то имения паны поднимутся непременно. В Крыму тоже нечего жрать, там еще хуже. Большую армию визирь нигде не сможет содержать, кроме Черноморского прибрежья – и только со снабжением с моря, через Аккерман, Хаджибей и Очаков. А тут не с кем сражаться, кроме нас.

– Как у тебя просто получается. Но убедительно, хрен оспоришь. Что же теперь, все бросить и к Каменному Затону улепетывать? Ближе-то фортеций нет, одни полевые укрепления: не удержимся против такой силы.

– Бог знает. Здесь есть своеобычная возможность для обороны. Реки делят степь на три части. Сумеем добиться преимущества на воде – сие будет равнозначно центральной позиции при разъединении сил неприятеля. Сейчас надо воевать топором, пилой и рубанком: нужны гребные суда на всю пехоту и дополнительные плавучие батареи, чтоб вытеснить турок из лимана.

– Скоропадский совсем обидится, ежели последний лес у него заберем.

– Коли не заберем, придется сжечь или туркам оставить. Сколько полков от Апраксина добавят?

– А кто нос воротил: «малокомплектные, на себя надеяться надо…»?

– Если не знаешь, Иван Иванович, так и скажи. Какие бы ни были, отказываться грех. Пригодятся. Завтра же Козину отпишу: пусть соберет под них все, что плавает… Любое дерьмо сойдет. Главное, чтобы единым разом корпус через лиман перекидывать…

Выпитое вино мешало сосредоточиться, громогласный Бутурлин – тоже. Мучительно напрягаясь, дабы вернуть ускользнувшую мысль, я пытался выстроить многоходовую комбинацию за себя и за неприятеля разом. Если они так… то я эдак… тогда они, скорее всего… Рисуя примитивную карту черенком вилки на столе, перебирал варианты. Что-то не сходилось. Черт бы побрал армейскую рутину: просто некогда думать! А уж обязательные праздники, после которых ум по три дня не работает как надо, – это прямо на пользу врагу!

При всем старании, очистить днепровские «гирла» до прихода Али-паши не получилось. Плотов было достаточно, пушек тоже, только одно от другого врозь, а соединить турки не давали. Больше половины тяжелой артиллерии, от восемнадцати фунтов и выше, мы держали на Кинбурнской косе, в составе береговых батарей. Вражеская эскадра стояла в виду наших укреплений, сразу за пределом действительного огня, не позволяя провести водою ничего крупней плоскодонки. Оттащить, наоборот, орудия к плотам потребовало бы изрядного времени и великих трудов. Колеса утопали в песке, приходилось через каждый шаг подкладывать доски. Вопиющей глупостью было бы полагать, что турки ничего не предпримут против ослабленной демонтажом орудий обороны. Артиллерия оказывалась связана, как фигура на шахматной доске.