Оружейник. Винтовки для Петра Первого

Арьергард догнал главные силы на Днестре, у Могилева-Подольского. Армия считала потери. Из семидесяти тысяч, вошедших в Молдавию, вышла обратно половина. Около четырех тысяч погибли в бою и умерли от ран. Несколько сот попали в плен или дезертировали. Тридцать тысяч погубили болезни.

В моем полку доля боевых потерь больше – но только потому, что последние атаки дорого обошлись. В гвардии – примерно то же. Кажется, гастрическая лихорадка делает мало различия между сытыми и голодными.

Мне не удалось увидеть царя: как только арьергард переправился и понтонный мост был разобран, он отбыл со свитой в Варшаву, предоставив Шереметеву вести армию в Киев. Фельдмаршал отпустил с абшидом сотни полторы иностранных офицеров, от капитана и выше, другие отошли самовольно. Бесконечные скандалы из-за недоплаченного жалованья не оставляли ему времени на что-либо иное, и только на Днепре я узнал, что государю угодно было пожаловать меня бригадирским чином – единственное повышение по итогам сей кампании. Оскорбленный мною генерал фон Эберштедт был, по счастью, уволен, а история с чужими лошадьми замята: не иначе, небесный покровитель венецианцев постарался. В детстве я не единожды задумывался, глядя на собор Святого Марка, с его великолепными бронзовыми конями, похищенными в Византии, можно ли на этом основании считать почтенного евангелиста покровителем конокрадов. Будь я истинно верующим, непременно поставил бы ему свечку. Однако благополучный исход меня не радовал, и даже продвижение по службе, способное в более благоприятное время сделать счастливым, ныне осталось едва замеченным: слишком мрачные сантименты оставил по себе несчастный поход.

Полк, ставший на квартиры под Киевом, нуждался в заботе, как тяжело больной человек. Солдатам требовался отдых и усиленное питание, оружию – ремонт. Износ важнейших деталей в полевых условиях был чрезвычайно быстрым.

Начиная оружейные работы, я полагал, что рано или поздно достоинства моих инвенций станут общеизвестны и вызовут ожесточенное соперничество цивилизованных государств за обладание секретами. Против ожидания, сии новшества заслужили признание в Азии и осмеяние в Европе.

Военный престиж России очень низок. Нарвская конфузия уронила его хуже некуда. Полтава породила кратковременный взлет, но после Прутского похода все вернулось на круги своя. Недоброжелатели смеялись над сообщениями о победе, приписывая только бегству, с утратой артиллерии, избавление царя и его войска от турецкого плена. Исключительно капризом фортуны теперь объясняли европейцы поражение шведского героя от невежественных и трусливых противников.

Малейшее усовершенствование, сделанное герцогом Мальборо, Евгением Савойским или французскими маршалами, мгновенно перенимается и становится общим достоянием. Менее авторитетные армии второстепенных держав обозреваются не столь внимательным оком. До таких же неудачников, как русские, никому дела нет.

На Пруте впервые было потеряно изрядное число новоманерных ружей. Турки, испытавшие их действие на себе, попытались использовать трофеи. Через несколько лет ко мне вернулось ружье, изобретательно переделанное безвестным турецким мастером под кремневый замок. Десяток или два попали в Европу через турок или (корысть превыше чести) через служивших царю иноземных офицеров. И раньше ходили слухи, что в России какой-то итальяшка делает винтовки оригинального образца. Естественное в таких случаях любопытство быстро сменилось разочарованием и насмешками при непосредственном знакомстве с моими творениями. Дело в том, что казнозарядная винтовка, при выдающейся дальнобойности и скорострельности, представляет собой весьма нежное устройство, требующее деликатного обращения. Состояние тех, что попали в любопытные руки, было далеко не идеальным.

Большая их часть требовала перешлифовки или замены втулок после непрестанной стрельбы во время трехдневного боя. Затравочная смесь состарилась, осечки числом превосходили выстрелы. Поверхности сопряжения, кои должны быть идеально чисты и блестеть как зеркало, кислотный пороховой нагар разъедает до непригодности за несколько часов, если ружье не чищено. Что с ними сделали месяцы странствий – бог весть. Грязные, часто ржавые или еще хуже – чищенные от ржавчины грубым наждаком, они давали просто чудовищный прорыв огня между стволом и зарядной частью.

Моя европейская репутация оружейника, подобно выкидышу, умерла не родившись. Последний гвоздь в ее маленький гробик забил – страшно сказать – сам принц Евгений. Испробовав доставленную ему винтовку, он изволил заявить, что оружие столь ненадежное непригодно даже пугать ворон, а солдаты, им оснащенные, должны быть счастливы, если умеют быстро бегать.