Оружейник. Винтовки для Петра Первого

Пожалуй, история с Мавром оказалась еще одним поворотным пунктом в моей жизни. До этого все природные задатки и житейские обстоятельства обещали мне будущее кабинетного ученого. Теперь в душе проснулось нечто иное: небогатырского сложения «алхимик» одолел заведомо сильнейшего противника, и ему это понравилось. Рассказывают, что детеныши некоторых зверей не сознают своей хищной природы, пока не попробуют крови. Я попробовал.

Интересно представить себя в должности профессора одного из небольших университетов Средней Италии, скажем, в Сиене или Перудже. Пожалуй, это была бы неплохая судьба. Но не моя: мне не было суждено стать ни итальянским профессором, ни даже просто итальянцем. Следующие годы я всячески старался сделаться французом.

Глава 2 Юность. Париж

В то самое время, когда ученик наслаждался славой победителя варваров, учителю по прихоти самолюбивого и не слишком умного главы Арсенала отказали от места – без благодарности и должного вознаграждения за сделанные им многочисленные улучшения в пороховом деле. Несколько месяцев спустя синьор Витторио почел за лучшее прислушаться к советам друзей, обосновавшихся в Париже после отмены Нантского эдикта, и перейти на французскую службу. Юридически я не имел никакого права его сопровождать, находясь под опекой родственников и будучи обязан повиноваться им до совершеннолетия. Однако рассудил, что тетушка, столь часто попрекающая племянника куском, окажется только рада освобождению от нахлебника, и умолил учителя взять меня с собой. Пробираться на судно, долженствующее отвезти нас в Марсель, все равно пришлось тайком, попрощавшись только с одним надежным Никколо.

Примерно через полтора месяца я с удовольствием наблюдал с баржи, влекомой упряжкой мулов вверх по Роне, страну военной славы великого Цезаря. Мне было решительно все равно, жить в области венетов или в Трансальпинской Галлии – провинциях великой империи, лишь по историческому недоразумению разделенных. Вот только благородную латынь потомки галлов исковеркали еще больше, чем венецианцы. Утешало лишь то, что с распространением учености неискаженный язык древних римлян становился общим достоянием образованных людей, и я льстил себя надеждой, что французы, итальянцы, испанцы и португальцы вспомнят когда-нибудь свое происхождение от римских граждан и соединятся в одном могучем государстве, которое потом отвоюет и восточную часть империи. Франция казалась наиболее подходящим ядром новой державы, а Рим все равно не годился в столицы, пока там сидел Папа и оставалось непонятно, как его оттуда выкурить. А еще надо было что-то делать с уродливым государством германских варваров – самозванцев, похитивших римское имя. И конечно, каждому невежде известно, что восточная граница Галлии – это Рейн…

Вот такие примерно мысли блуждали в моем юном уме на пути в Париж, где профессор принял почти такую же службу, как в Венеции. Чины именовались по-разному, но суть оставалась прежней: это была должность ученого советника по улучшению пороха и боевых припасов. С восторгом вступил я вслед за ним в великолепный арсенал неподалеку от столицы, где сотни служителей денно и нощно ковали военную мощь Франции: это была истинно королевская игрушка самого великого и могущественного короля на свете! Столетием прежде старый арсенал располагался в стенах Парижа, на берегу Сены близ Бастилии, однако взрыв пороха разрушил его еще в правление предков Людовика XIV. Теперь осторожность побудила Его Величество разместить артиллерийские запасы вне городской черты, между версальской дорогой и Домом инвалидов. Дом этот, лет за двадцать до описываемых событий построенный по приказу короля для солдат, получивших увечья или состарившихся на его службе, и ставший образцом для подражания всей Европе, еще более умножал мое восхищение благородством властелина Франции. Я всей душой готов был служить столь замечательному монарху и демонстрировал особое рвение, помогая наставнику в делах. Тем больше озадачивали взгляды синьора Витторио, иногда на меня бросаемые, в которых как будто сквозило недовольство. Обыкновенно мне легко удавалось понимать его с полуслова, а то и без слов, теперь же пришлось теряться в догадках, пока не хватило смелости честно спросить о причинах. Ответ был, как всегда, прямым:

– Я недоволен твоим образованием. Оно бессистемно.

– Только скажите – чего недостает? Мне хватит сил одолеть любую науку!

– Ты должен учиться в университете.

Предполагаемый студент немного растерялся, услышав это приказание. Университетская наука… нет, я ее не презирал, но она казалась какой-то оторванной от жизни, неконкретной и бесконечно скучной. Она ничего не давала для воинского искусства. И учились там люди намного более взрослые. И наконец, на ум пришел самый главный аргумент против:

– А кто же будет вам помогать?

– Ты и будешь. В свободное от учебы время. У тебя достаточно способностей, чтобы успеть все сразу.

– А меня примут? В смысле, по возрасту?