Оружейникъ

Сразу увидеть Семена Ивановича (еще один Иванович!) не получилось, и князю предложили немного обождать. Ну а чтобы он не томился в бесцельном ожидании, ему предоставили возможность пополнить запасы знаменитого корпоративного духа павлонов, допустив в церковь Святых равноапостольных Константина и Елены, более похожую на музей. Среди экспонатов было знамя, дарованное училищу (тогда называвшемуся Военно-сиротским домом) именным рескриптом императора Николая I, шинель, обагренная кровью другого императора, Александра II, форма всех августейших шефов училища с момента его основания до современных дней – все это было аккуратно представлено к осмотру в специальных витринах. Когда Александр представил, как с царственных посетителей ПВУ по завершении визита-инспекции сдирали одежку для организации экспозиции, он не смог удержаться от усмешки, благо что батюшка в этот момент на него не смотрел. Успокоиться удалось достаточно просто, хватило одного взгляда на черные мемориальные доски с именами всех погибших в войнах выпускников – к таким делам он всегда относился серьезно. Вот так и получилось, что к моменту встречи с Никоновым у него как раз образовался подходящий настрой, спокойно-уверенный и приветливо-отстраненный, а сам он был готов к любому исходу предстоящего разговора. Впрочем, повышение в должности и звании никак не отразилось на бывшем курсовом офицере бывшего же юнкера Агренева, и капитан совершенно искренне обрадовался навестившему его ученику. Организовав крепчайший чай и засыпав князя целой кучей вопросов насчет участия последнего в конкурсе на новую армейскую винтовку и причинах награждения золотым оружием, довольно скоро училищный комбат перевел свой интерес на самого гостя.

– Как сказать, Семен Иванович. Конечно, иногда я сожалею, что вышел в отставку. С другой стороны, передо мной открылось столько разнообразнейших возможностей!

– Да, я наслышан о твоих успехах и скажу прямо, они весьма и весьма меня впечатлили… И все же, Саша, я просто не могу поверить, что ты ни с кем так и не виделся за прошедшие пять лет.

– А где бы я мог это сделать? Никто из них в службе на границе нашей империи не замечен, а я находился там практически безвылазно. Последний же год все мое время отнимали дела фабрики и… Кстати, а вы не подскажете, как обстоят дела у моих однокурсников? Довольно скоро мне предстоит поездка в Ораниенбаум, да и в столице я намереваюсь проводить заметно больше времени – вполне возможно, что кого-нибудь из них я там и встречу.

Слушая неспешный рассказ капитана, Александр после каждого имени или фамилии старался выудить из остатков благополучно усвоенной памяти своего предшественника хоть какие-то отклики. Лицо или фигура – одним словом, малейшую зацепку. Не сказать, что это выходило у него гладко, примерно треть имен была полностью незнакома, но с этим приходилось мириться – потому что других вариантов пока не было.

– А Мишенька Фольбаум в лейб-гвардии Павловском полку обретается. Кто еще? Пожалуй, остался только Николенька Кривицкий – ты ведь помнишь, что он выпустился подпоручиком в пятый гренадерский Киевский полк? Так с полгода назад получил поручика, а затем и перевод к измайловцам.

«Опа!!! Этого я точно увижу. Да и остальных тоже – трое в Павловском, один в Финляндском лейб-гвардии полках окопались, еще один в Царскосельском».

Поностальгировав еще немного, собеседники расстались: батальонный командир училища вернулся к исполнению своих многочисленных обязанностей, а его гость в глубокой задумчивости миновал дежурившего на входе ефрейтора и едва не прошел мимо терпеливого извозчика – тот решил дождаться такого щедрого господина и не прогадал. Покинув экипаж в очередной и последний на сегодня раз, пассажир не глядя достал из портмоне банкноту, так же не глядя расплатился и, не дожидаясь сдачи, ушел. Случайный прохожий, ставший невольным свидетелем этой сценки, и сам «водила» с одинаковым изумлением уставились на кредитный билет достоинством в двадцать пять рублей.

– От дела…

Утерев снятой шапкой внезапно раскрасневшееся (несмотря на довольно-таки пронизывающий позднефевральский ветерок) лицо, столичный «таксист» огляделся, непроизвольно перекрестился на ближайшую церковь и решил еще немного обождать – вдруг его благородию вновь куда съездить понадобится? А невольно и мимоходом осчастлививший кучера офицер зашел в контору, снял перевязь с шашкой и шинель и только после этого заметил, какими глазами на него смотрит добрая половина присутствующих – вернее, на небольшой орденский золотой крестик Станислава с мечами и бантом. То, что фабрикант в прошлом был офицером, знали почти все присутствующие. А вот то, что он был награжден боевой наградой (скрещенные мечи на ордене весьма недвусмысленно об этом свидетельствовали) оказалось сюрпризом для всех, кроме стряпчего.

– Вениамин Ильич?

– Документы готовы, и господин Агилар уже их завизировал.