Оружие геноцида

В целом, народ охотно перешёл к трезвому образу жизни. Об этом свидетельствует продолжавшееся в последующие годы снижение потребления алкоголя на душу населения, а вместе с ним и сокращение всех тех отрицательных явлений в жизни общества, которые нёс за собой алкоголь.

Вот что говорят объективные научные данные. Душевое потребление алкогольных напитков в России в 1906 — 1910 гг. составляло 3,41 литра. А в период с 1915 по 1924 год оно почти приближалось к нулю. В 1925 году, в год отмены сухого закона, душевое потребление алкоголя в нашей стране равнялось 0,88 литра.

Подводя итоги изучения годового опыта трезвой жизни того периода, А.Мендельсон пишет: «Теперь, когда над Россией проделан опыт отрезвления, длящийся уже более года, опыт, вызывающий восторженное изумление у наших заграничных друзей: англичан, французов, шведов, когда этот опыт со всеми его благодетельными последствиями переживается сознательно всем населением, дальнейшая добровольная трезвая жизнь получила в свою пользу аргумент, равного которому не было в истории человечества. Ворвавшаяся в нашу жизнь принудительная трезвость своими результатами распропагандировала русский народ... сотни тысяч и миллионы населения будут добровольными трезвенниками. Но не вводите вновь народ в искушение! Итак, полное запрещение продажи спиртных напитков должно остаться в силе навсегда».

Как показал последующий опыт по “либерализации” торговли алкоголем после отмены сухого закона в 1925 году, сознательность масс не смогла стать решающим фактором всеобщей трезвости — вне режима сухого закона. Несмотря на последующие после 1925 года крупные агитационно-разъяснительные кампании советского периода (1928 — 1930 гг.), после смерти В.И.Ленина, стоявшего на позициях абсолютной трезвости, сильная троцкистская оппозиция, способствовав отмене сухого закона, спровоцировала сначала медленный, но увеличивающийся с каждым годом, рост потребления алкоголя в России.

А.К. Толстой «БОГАТЫРЬ»

По русскому славному царству,

На кляче разбитой верхом,

Один богатырь разъезжает

И взад, и вперёд, и кругом.

Покрыт он дырявой рогожей,

Мочалы вокруг сапогов,

На брови надвинута шапка,

За пазухой пеннику штоф[18].

“Ко мне, горемычные люди,

Ко мне, молодцы, поскорей!

Ко мне, молодицы и девки, –

Отведайте водки моей!”

Он потчует всех без разбору,

Гроша ни с кого не берёт,

Встречает его с хлебом-солью,

Честит его русский народ.

Красив ли он, стар или молод –

Никто не заметил того;

Но ссоры, болезни и голод

Плетутся за клячей его.

И кто его водки отведал,

От ней не отстанет никак,

И всадник его провожает

Услужливо в ближний кабак.

Стучат и расходятся чарки,

Трёхпробное льётся вино,

В кабак, до последней рубахи,

Добро мужика снесено.

Стучат и расходятся чарки,

Питейное дело растёт,

Жиды богатеют, жиреют,

Беднеет, худеет народ.

Со службы домой воротился

В деревню усталый солдат;

Его угощают родные,

Вкруг штофа горелки сидят.

Приходу его они рады,

Но вот уж играет вино,

По жилам бежит и струится

И головы кружит оно.

“Да что,– говорят ему братья,–

Уж нешто ты нам и старшой?

Ведь мы-то трудились, пахали,

Не станем делиться с тобой!”

И ссора меж них закипела,

И подняли бабы содом;

Солдат их ружейным прикладом,

А братья его топором!

Сидел над картиной художник,

Он божию матерь писал,

Любил как дитя он картину,

Он ею и жил и дышал;

Вперёд подвигалося дело,

Порой на него с полотна

С улыбкой святая глядела,

Его ободряла она.

Сгрустнулося раз живописцу,

Он с горя горелки хватил –

Забыл он свою мастерскую,

Свою богоматерь забыл.

Весь день он валяется пьяный

И в руки кистей не берёт –

Меж тем, под рогожею, всадник

На кляче плетётся вперёд.

Работают в поле ребята,

И градом с них катится пот,

И им, в умилении, всадник

Орлёный свой штоф отдаёт.

Пошла между ними потеха!

Трёхпробное льётся вино,

По жилам бежит и струится

И головы кружит оно.

Бросают они свои сохи,

Готовят себе кистени,

Идут на большую дорогу,

Купцов поджидают они.