Оружие геноцида

Симптомы шаманской болезни могли быть самыми необычными (даже для членов племени) и разнообразными. Но в глазах окружающих шаман почти всегда выглядел умалишённым. В таком состоянии шаман совершал непонятные поступки, мог часами сидеть в состоянии оцепенения, иногда убегал из дому и по нескольку дней в одиночестве скитался по лесу. Считалось, что больного «шаманкой» посещали духи и предлагали стать их избранником.

Действительно, человек, как биополевая (духовная) система, постоянно имеет дело с разного рода иерархически организованными фрагментами Мироздания («духами»)[23], хранящими разного рода информацию — в том числе и информацию о направленности (экстраполяции) жизненного процесса рода (племени) в будущее. Последняя как раз-то и была особо оцениваема окружающими, когда шаман вещал от имени «духов» о будущем: что ждёт племя впереди.

С другой стороны, жизнь племени всегда имела свою направленность в будущее, “считывать” которую могли только особо обученные и имеющие доступ «к духам» племени люди. А наиболее лёгкий и полномасштабный доступ к информации племенных «духов» шаманам обеспечивало состояние транса, в которое они учились входить с детства.

Однако, как правило, шаман полномасштабно получал доступ лишь в тот фрагмент Мироздания (общался с духами), который касался только жизни его племени и, возможно чуть шире этого, но не более. Кроме того, в вйдении шамана могла быть вся информация, которой «по должности» владели колдуны и знахари. Последние же специализировались на общеизвестной (в их кругу) информации, которая была достоянием не конкретного племени, а многих племён, без которой выживать в первобытном мире было невозможно. Шаман же в дополнении к этой общеизвестной (для знахарей и колдунов) информации[24] имел возможность получать сведения о конкретном будущем его собственного племени, которые были особо важны для принятия решений вождём.

Таким образом «сфера ведения» шаманов ограничивалась информацией о племени, о его будущем и может быть чуть шире — о взаимодействии племени с ближайшим окружением других племён, пришельцев и врагов. Вся эта информация могла быть взаимозамкнута на природные явления. Но не более того.

Короче говоря, шаман с детства обучался достаточно легко входить в общее для племени поле (совокупное биополе) направленности мыслей практически всех членов племени — что было недоступно обычным людям этого племени, и даже колдунам и знахарям. Воспринимая (в образах) в трансовом состоянии коллективную мыследеятельность и владея системой кодировок получаемых образов, шаман выдавал на “выходе” прогноз: что может получиться (произойти) в будущем. Таким образом шаман влиял и на будущее (занимался управлением) в пределах своего племени — как экстрасенсорно (через возможные для него изменения в мыследеятельности людей), так и через устные советы и указания с ссылкой на волю духов.

Не даром у многих народов «душу шамана» олицетворяло какое-либо тотемное животное, либо птица. И это тотемное животное либо птица считалась слитым в единое целое с «душой шамана». То есть, область вйдения шамана — его «душа» — была ограничена «тотемом» (символом) племени. Но у другого племени — был уже другой тотем.

Возможность входить в поле коллективной мыследеятельности тотема шаман получал от своих предшественников. Поэтому списывать возникновение шаманской болезни лишь на «духов» не правильно. В инициации молодого шамана принимал участие один либо несколько из пожилых шаманов. Хотя и исключать “произвольное” информационное давление на психику избранного новичка со стороны уже сложившейся коллективной мыследеятельности — через общие для племени биополя — не следует. Скорее всего старшие шаманы получали заблаговременно информацию о предшественнике-новичке (делали предварительный выбор из молодых) и таким образом сперва запускали процесс «посещения духами» новичка, присматривались к его поведению (в первую очередь к выносливости и крепости психики для дальнейшей шаманской “карьеры”), а затем уже предлагали новоизбранному свою помощь в инициации.