«Полковник Росс, я явился сюда, чтобы дать вам удовлетворение за статью, опубликованную мной в «Каррикс морнинг пост»; мы обменялись четырьмя выстрелами, и ныне я объявляю, что
На это я ответил, что не возражал бы подписать этот текст после первых же выстрелов – и поэтому у меня нет возражений и сейчас. После этого мы двинулись навстречу друг другу и покинули место дуэли.
Три моих выстрела прошли через одежду полковника Росса; я же не получил ни царапины. После первых наших выстрелов я не обменялся с полковником Россом ни единым словом; тем не менее я не испытывал к нему враждебности. Я часто благодарил Бога за то, что он не дал мне причинить ему какой-то вред, – моим единственным намерением было защитить своего друга.
В то время, когда происходили описанные события, мистер Каррик, владелец дублинской «Морнинг пост», был весьма уважаемым джентльменом, который принимал любых лиц и выслушивал их. Первым делом полковник Росс должен был указать, что именно он считает ошибочным, и мистер Каррик и капитан Фотрелл, разобравшись, сочли бы себя
Благородство и мужество капитана Фотрелла значительно превосходят его осторожность. Он благородно скрыл имя своего информатора, потому что могли бы пострадать и другие участники этой неразберихи; он мужественно стоял под четырьмя выстрелами, ни один из которых не прозвучал бы, если бы полковник Росс не заявил об уроне своей чести и не отказался от публикации материала в газете с уточнениями. Мы хотели бы даже по прошествии времени изменить общественное мнение об истоках этой истории и решительно заявить, что из-за публикации фактов в прессе нельзя принимать каких-либо вызовов.
В конце июня 1829 года в газете «Эйдж» появилась следующая публикация, которую любой джентльмен, связанный с прессой, должен был принять за правду:
«Каждый бич общества, чьи черные деяния сделали его объектом ужасных, но справедливых и частых комментариев, – от мошенника Семпла до карманного вора Сомса и, наконец, убийцы Тартелла – все они жалуются на предубеждение, с которым к ним относятся в прессе; и без сомнения, каждый и все они потребовали бы уголовного преследования редактора, который оказывает обществу услугу, разоблачая их, если бы приговоры, ссылки на каторгу или казни, к счастью, не мешали бы их намерениям».
Наша истовая преданность принципу независимости прессы не является открытием, подтверждением чего может служить следующая цитата из нашей «Школы для патриотов и порядочных людей», опубликованной в 1824 году.
«Патриот стоит, как бессонный часовой, на страже общественной прессы, следя, чтобы ее права не нарушались, и он всегда будет снисходительно относиться к мелочным огрехам и к случайным вспышкам эмоций, которые связаны с человеческой деятельностью.
Пока эти бесценные, хотя и экзотические растения надежно не утвердятся в нашей почве, мы должны осторожно относиться к прививке и обрезке их, чтобы не угрожать существованию растения; и когда, подобно благородным кедрам, корни их проникнут до самых глубин земли, уханье совы в ветвях не сможет отпугнуть путника, который отдыхает в их тени.
Нет человека, – говорит Курран, – над которым в свое время не смеялись бы. Но каждый новый день приносит какие-то поводы для осмеивания, которые занимают свое место. И еще он говорит: «Каждая личность получает свое положение по рождению, которого ее невозможно лишить и на которое невозможно воздействовать газетными скандалами; если они бессмысленны, то к ним надо относиться как к капризам погоды, которые быстро проходят. Когда они возникают, надо помнить, что луна, выходя из-за облаков, снова сияет».