Оружие Леса

Калуга короткими очередями не давал цыганам высунуться из-за кустов. Ноги Травника заплетались, голова то падала на грудь, то откидывалась назад. Как только Калуга перестал стрелять, один цыган вскочил, направив в нашу сторону «Вепрь». Продолжая волочь Травника, я выстрелил из револьвера. Опять этот звук – скорее пневматический, чем огнестрельный, словно хлопнули по концу трубы, вогнав в нее порцию воздуха. Пистолет плюнул огнем, и цыган за кустами пошатнулся. Прежде чем он упал, мне показалось, что на плече его, куда угодила пуля, вспух бледный пузырь – будто там мгновенно проросла огромная опухоль.

Сзади над склоном поднимался дым. Калуга, перезарядившись, встал на колени и открыл огонь. Пули били по кустам, ломали ветки, взметнув бушующий вихрь листвы. На пару секунд прекратив стрельбу, он широким взмахом руки отправил в ту сторону гранату. От вспышки по земле перед нами протянулись две изломанные тени. Вскочив, Калуга подхватил Травника. Я сунул револьвер за пояс, схватил с земли «Карбайн», сумку с деньгами пристегнул к ремню.

– Что с ним? – крикнул болотный охотник.

– Ранен в грудь. Нет времени ждать Лютика – отходим!

* * *

– Чертов старик! – Калуга в сердцах пнул доску, на которой мы положили связанного Рапалыча прежде чем отправиться к цыганам. – Как он сбежал? Старый червяк! И тут вывернулся! Но как?!

Я молча склонился над Травником. Раненый не реагировал на окружающее, хотя был еще жив – грудь слабо вздымалась. Совсем слабо…

– А, понял – вон гвоздь торчит! – воскликнул Калуга. – Старик об него веревку размочалил. Не было времени всерьез его вязать, осматривать все вокруг, мы ж спешили…

– Забудь про Рапалыча, – пробормотал я, заглянул в потускневшие глаза Травника и начал обыскивать его. – Старик сюда никого не приведет.

– Уверен? Внизу вон шум какой… Заварили мы кашу. К Норавейнику уже наверняка сбежались местные, подтягиваются полицаи. Если Рапалыча поймают…

– Кто его поймает? Цыганам уж точно не до старика. А сам он заляжет где-то. Надолго. Или, может, он этим ходом ушел и вообще уже не в Чуме… не это проблема, Калуга.

– Сюда все равно могут прийти. – Он еще раз пнул доску, отошел к пролому в стене, выглянул. – Надо уходить.

– Сейчас и уйдем. Подожди еще немного, не дергай меня.

У Травника не могло быть ничего ценного, потому что цыгане хорошо его обыскали. Но я помнил, как он лихорадочно копался в ящиках стола…

– Значит, все было зря? – спросил Калуга, вернувшись к нам и окинув взглядом раненого.

– Не зря. – Я вытащил из кармана Травника небольшой тряпичный сверток.

Изнутри лилось приглушенное свечение, и когда я развернул ткань, на ладони будто вспыхнуло маленькое красное солнце. Мутагон. Красный тоник. Второй из трех. Густая субстанция в бутылочке, заткнутой резиновой пробкой. Для взгляда обычного человека она слабо светилась красным, но для меня теперь сияло, почти слепило. Сощурившись, я поднес бутылек к глазам, заглянул внутрь. В центре его колыхалось темно-багровое облачко. Извивалось, смещалось и словно плыло куда-то, при этом оставаясь на одном месте. Оно казалось живым, будто крошечная медуза.

Я завернул тоник, положил в карман. Шум на склоне усилился – у расселины разворачивались какие-то бурные события. Снова начали доноситься выстрелы. Может, полицаи решили воспользоваться моментом и начали зачищать Норавейник?

– Где там малой? – Калуга снова повернулся к пролому. – Как бы не попал под раздачу… Не можем мы его ждать, тут в любой момент может появиться кто угодно.

– Лютику нужно пройти по мосту через Норавейник или обогнуть его. Сейчас это уже может быть трудно. Я сказал ему, если что – спускайся к воротам, попытайся выйти через них. Или заляг, если там не выпускают. Сними комнату в «Вершине», приведи девку, напейся вместе с ней и дрыхни до обеда.

– Тогда уходим? Слушай, мужик твой, по-моему, уже не дышит.

– Дышит, – я склонился над Травником, и вдруг он схватил меня за шиворот.

Хотя «схватил» – не самое подходящее слово. Рука приподнялась, пальцы вцепились в воротник, слабо потянули вниз. Соскользнули.

– Она была мягкая, – прошептал Травник.

– Что? – я нагнулся ниже, затаив дыхание.

– Мягкая, – его губы едва шевелились, грудь вздымалась тяжело, медленно, с большими паузами. – Тая. Моя жена. Я ее любил. Больше никого, никогда… За всю жизнь, только ее. Ушла в Лес. Давно, после рождения Зори. Просто ушла. Он ее принял. Как и Шамана потом.

– Где мой отец? – спросил я.

– Лесной угол. Там.

– Где это? Что за место?

– Сердце Леса. Еще говорят – Эдем. Шаман… он знает все.

– Как мне найти его?

– Катя – как Тая. И Зоря тоже. Чумак сживет их. Он твердый. Как камень. Гранит. Они мягкие, как их мать. Они умрут там. Спаси их.

– Я спасу их, Травник. Обещаю. Скажи – как мне найти отца?

– Меня зовут Георгий. Давно никто… не произносил мое имя. Ты спасешь их. Спасешь. – Взгляд его стал осмысленнее, он снова попытался взять меня за воротник. – Спасешь, потому что Катя знает, где лежит третий тоник. Примешь все три – сможешь дойти до Шамана. Третий… Антилес. Он спрятан. Вместе со второй частью дневника.