Оружие Победы

Стоявшая у подъезда „Эмка“, раскрашенная пятнами желтого, зеленого и коричневого цвета, через несколько минут доставила нас в район волжской набережной.

Провожатый остановил машину и велел шоферу ждать нас здесь. „Дальше немного пройдем пешком, — сказал он, — на машине туда не подъедешь“. Пройдя несколько шагов в сторону от дороги, с подъемом в гору, мы вышли на небольшую горизонтальную площадку, которая была спланирована из свеженасыпанного грунта и тянулась в длину вдоль всего откоса. Вокруг площадки и кое-где в пределах ее чернели мертвые старые липы бывшего Александровского сада, силуэты которых резко выделялись на фоне заснеженной поверхности. От площадки до набережной по вертикали, очевидно было не менее 60–70 метров.

Первое, на что я обратил внимание, было три штольни, расположенные в линию у основания откоса, метрах в 20 одна от другой. Две из них, находящиеся в работе, чернели входами и были связаны узкоколейкой. Из одной штольни периодически выкатывались вагонетки, груженые разрыхленным серовато-желтым мергелем, которые разворачивались на поворотном круге, продвигались вдоль площадки, разгружались и, развернувшись на втором поворотном круге снова скрывались во второй штольне.

Работы в третьей штольне, видимо, были закончены. Оттуда нужно было не просто нырять в отверстие, а входить в добротную массивную дверь с поковками.

Мой провожатый, не задерживаясь на площадке, с ходу протащил меня к законченной штольне, коротко сказав, что идем к начальнику объекта.

Прямо по направлению штольни располагался вход из тамбура со стальной защитно-герметической дверью, около которой стоял часовой с винтовкой. Вправо и влево было по одной двери того же типа, что и входная. В одну из них, в правой стороне, вошли мы с моим провожатым и оказались в миниатюрном, хорошо освещенном кабинетике.

Здесь было сухо, тепло, светло и, несмотря на малый объем, не душно. Никакой шум извне сюда не проникал, и был еле слышен спокойный ровный гул работающего где-то в глубине вентилятора. Что это вентилятор, подтверждалось еле заметным движением воздуха, обмен которого непрерывно шел через какие-то приточно-вытяжные щели в полу или облицовке стен и потолка.

Невольно промелькнула мысль, что, судя по этому „предбаннику“, где мы были сейчас, расположенному перед входом в основные помещения, в этих штольнях под шестидесятиметровой толщей, вероятно, достаточно уютно даже во время бомбежек.

Рано утром после завтрака, еще в сумерках, подготовленные наши люди были построены с вещмешками за спиной. Все они знали, что передаются в другую строительную организацию, и по внешним признакам эта передача не только никого не волновала, но даже приветствовалась, поскольку большинство считало, что одно дело армия, а другое — строительная организация. Чем дальше от армии, тем лучше.

В колонне было 150 разношерстно одетых, полуобмундированных людей — кто в шапке, кто в буденновке, кто в шинели, кто в ватнике, но все по форме обутые в ботинки с традиционными обмотками. Часа два добирались до места.

Колонна шла, не привлекая никакого внимания ни со стороны военных, ни со стороны населения. Все давно уже привыкли к постоянному перемещению по городу в строю всевозможных обмундированных и необмундированных мужиков с оружием и без него в сторону вокзалов и от них.

На объекте, куда мы привели команду уже около 11 часов, кроме самого начальника, в приемке участвовало несколько его сотрудников, по форме которых наши строители тотчас же смекнули, что это за строительная организация».

Эта публикация в «Нижегородском рабочем» получила свое продолжение. На нее откликнулся старший научный сотрудник Нижегородского архитектурно-строительного института, кандидат технических наук С. Краснов. Он писал:

«Руководство страны не исключало возможности взятия фашистами Москвы уже в конце лета 1941 года. Поэтому соответствующим ведомствам НКВД был отдан приказ о строительстве надежных укрытий — бункеров в ряде городов страны. В сооружении одного из них — в Арзамасе — некоторое участие принимал мой дед, в то время майор инженерных войск Красной Армии.

Подобное секретное задание получили и горьковчане. Целых три бункера было спешно и скрытно возведено под Верхневолжской набережной — для „хозяина“, для Берии и запасной. Основное убежище покоилось под роскошным зданием купца-пароходчика Рукавишникова (ныне Нижегородский историко-архитектурный музей-заповедник).

Очевидцы вспоминают, что это укрытие было шедевром не только в инженерном смысле, но и в плане маскировки. Чего стоили одни ситцевые занавесочки на сымитированных окнах — их так любили высочайшие чины! На много десятков метров (высота знаменитого нижегородского откоса 70—100 метров) работал подъемник-лифт, в котором вполне умещался автомобиль, в случае опасности обитатели бункера могли беспрепятственно спуститься к Волге и продолжить свой путь по воде (хотя есть вероятность, что их ждал и другой подземный ход, ведший в Заволжье).