Оружие Победы

В один из мартовских дней 1942 года по радио дважды зачитали Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза сержанту Геннадию Губайдулину. Радостная весть тут же разнеслась по автозаводу. Здесь хорошо помнили молодого, энергичного и серьезного моториста, увлекавшегося спортом. До войны он успел послужить в погранвойсках и в первый день ее начала, как и тысячи его сверстников, пришел в военкомат с просьбой направить на фронт. Но его время подошло только осенью.

На фронте его назначили помощником командира разведки 24-го отдельного гвардейского минометного дивизиона. От разведки всецело зависел успех залпа. Она заранее определяла цели и направление удара. Днем и ночью разведчики находились в непрерывном поиске.

Однажды дивизион попал в окружение в районе Ржева. Разведчикам предстояло выяснить возможность прорыва. А в это время все пусковые установки на всякий случай подготовили к уничтожению.

Разведчики отошли совсем немного, как наткнулись на разведку немцев. Те выследили местоположение дивизиона и спешили к своим. Дойти им не удалось. Короткие автоматные очереди решили их судьбы.

На опушке леса наткнулись на силы покрупнее. Отступать нельзя — приведешь к своим. Завязался бой. Разведка бережет патроны. Губайдулин перешел на прицельные одиночные выстрелы. В разгар боя пуля зацепила руку. Ватник стал набухать кровью.

Замолчал пулемет. Геннадий с трудом смог доползти до него, но патронов хватает лишь на мгновенье. Летит последняя «лимонка». Остается только пистолет…

С темнотой наступает тишина. Геннадий решил сделать себе перевязку, но только разорвал маскхалат, как услышал немецкую речь. Выстрелил на голос, но тут же потерял сознание от удара в лицо.

Очнулся от нестерпимой боли. Рот был полон запекшейся крови и крошева зубов…

Лишь следующим вечером новая группа разведчиков подобрала на месте боя шесть погибших гвардейцев, насчитала 39 трупов гитлеровцев, а метрах в трехстах обнаружила Губайдулина. С великим трудом распознали, что он жив.

Двенадцать дней дивизион выходил из окружения, и все эти дни отважного разведчика несли на носилках, а на привалах заботливо кормили с ложечки. Жизнь в нем едва теплилась.

Пробился дивизион к своим, спас технику, вынес раненых…

Долго лежал сержант Габайдулин в госпитале, а когда поправился — вновь ушел на фронт. Теперь уже Героем.

Вручали орден Ленина и «Золотую Звезду» в Кремле, попросили выступить от имени награжденных. Геннадий ответил: «Выступать я не специалист, тем более, что ранен в челюсть. Все, что надо, скажу на фронте, в боях».

Вот такой подвиг совершил наш земляк. Уже после войны два города — Горький и Клин — присвоили ему звание Почетного гражданина.

Сейчас можно найти много памятников «Катюше». Но, сколько ни вглядывайся, невозможно выделить из них горьковскую. Нет особых примет.

Ледовая дорога жизни

Под Волховом, там, где в годы войны проходила легендарная «Дорога жизни», питавшая блокадный Ленинград, стоит памятник: бетонная машина над краем прервавшейся дороги…

Мало кто теперь назовет марку машины, увековеченной в бетоне. Разве что ветераны-шоферы, приглядевшись, скажут: «Да это же „полуторка“, точно она!» И посветлеют их лица.

От нынешнего Санкт-Петербурга до Ладожского озера — рукой подать: сорок с небольшим километров по скоростному шоссе, мимо красивых пригородных поселков, спелых сосновых боров и редких в этих местах полей. На этой дороге грузовики-работяги сторонятся, пропуская огромные сверкающие автобусы. Успеваешь замечать только качающиеся вымпелочки с россыпью значков за широким передним водительским стеклом.

Туристы, экскурсанты, делегации… Сколько их промчится к Ладоге за день.

Мы не спешим. С остановками у каждого памятника добираемся до озера полный день.

На одном из километров — памятник погибшим летчикам, прикрывавшим дорогу. На другом — зенитчикам, охранявшим дорогу. Есть памятник саперам, отстоявшим Ладогу. А вот гранитный валун с надписью: «Неизвестному шоферу, отдавшему жизнь за Родину в Великой Отечественной войне». Это память о людях, работавших на дороге.

Шоссе неожиданно вырывается на ровный берег и упирается в разорванное бетонное полукольцо еще одного памятника. Дальше дороги нет, но рубчатый след автомобильного колеса продолжается по бетону и обрывается у самой воды.

Вечный след. Говорят, в шторма строптивая Ладога пытается его смыть. «Елочка» следа хранит остатки озерной воды от недавнего шторма — голубые ленты отраженного неба лежат на бетонном постаменте. Теплый ветер несет запах разогретой за день сосновой смолы. В прибрежной гальке шуршат волны.