Оружие победы

Вести о "топорике" хорошо действовали на больного, на лице Радкевича появлялось оживление.

На четвертый день испытаний при стрельбе с мерзлого грунта на одной из пушек погнулась станина. Опытные выдержали гораздо больше выстрелов, и никаких неприятностей со станинами не было. Почему же эта погнулась? Может быть, станины на тех пушках были прочнее этой? Нет, они изготовлены по одному чертежу и из одинакового материала. Случайность? Но в тот же день при испытании другой пушки стрельбой с мерзлого грунта тоже вдруг погнулась левая станина. В один и тот же день погнулись левые станины на двух пушках, причем в одном и том же месте! Это был удар наповал. И для меня и для всей нашей бригады конструкторов и слесарей. Нет, это уже не случайность. Чем объяснить прогиб станины? И когда в этом разбираться? Может быть, и на остальных двух пушках станины погнутся?

Попросил начальника полигона проверить остальные две пушки в таких же условиях - на мерзлом грунте. Я надеялся, что они выдержат. Нет, погнулись станины и на этих пушках! Это сильно потрясло меня. Нет больше пушек для войсковых испытаний, хоть плачь. Оказался я у разбитого корыта. Но, несмотря ни на что, вопреки очевидным фактам, я не мог допустить мысли, что станины не прочны; опытные пушки испытания с успехом выдержали. Так что же, случайность теперь? Или, наоборот, первые выдержали испытания случайно?

2

Исключительно трудное создалось положение. Если бы позволяло время, можно было бы в заводской лаборатории проверить станины и получить исчерпывающий ответ: почему? Но кому это было нужно, кроме меня? Нужны были пушки для войсковых испытаний, а их не стало. Сейчас от меня требовалось деловое предложение. Когда же я мог его дать? По-видимому, когда убедился бы, что станины опытных пушек прочны, что они не случайно выдержали испытания. Для этого нужно было подвергнуть повторному испытанию одну из этих пушек. И принять решение, гарантирующее в будущем прочность станин злосчастных четырех пушек, стоящих сейчас на полигоне.

Я попросил провести дополнительные испытания одной из наших опытных пушек стрельбой в положении, при котором станина испытывает максимальные нагрузки. Так я смогу получить ответ на первый вопрос. А для упрочения погнувшихся станин предложил приклепать на каждую по четыре стальных уголка длиной около трех метров, такие же уголки - и на уцелевшие станины, для верности. С этим моим предложением работники полигона согласились, но нужна была еще санкция Москвы.

С дополнительным испытанием станин тоже согласились, только предложили стрелять усиленными зарядами и с удвоением обычной нормы: 182 выстрела вдоль левой станины, с бетонной площадки. Это предложение было очень жестким, но я согласился. Мне надо было знать, действительно ли станина прочна.

На другой день выбрали одну из прежде испытанных пушек, имевшую, кстати, самый большой настрел, установили ее на бетонной площадке, подали патроны с усиленным зарядом, сложили их штабелями у пушки и в усиленном темпе повели огонь. Наша бригада в полном составе стояла рядом. Все шло благополучно, только одна ненормальность была допущена: при выстреле пушка опиралась сошником в бетонную опору, которая была армирована металлическим угольником. В момент выстрела станина прогибалась, а после выпрямлялась, выкатывала пушку вперед. Создавалось такое впечатление, будто пушка сжималась, как пружина, в комок, а потом распрямлялась. С каждым выстрелом нервное возбуждение у всех нас увеличивалось, хотя мы и знали, что станина выдержит эту дополнительную нагрузку, должна выдержать. Но рассудок рассудком, а чувства чувствами. В иные минуты мне становилось не по себе: не зря ли я попросил проверить прочность станины опытного образца дополнительной стрельбой? Нет, не зря. Иначе пришлось бы заново испытывать новую пушку или даже все четыре с упроченными станинами.

С тоской и надеждой ждал я каждого очередного выстрела. А их нужно было сделать сто восемьдесят два!

Не помню уж, в какой именно момент ко мне подошел представитель ГВМУ Чебышев и сказал, что пушку испытывают неправильно: перед каждым выстрелом сошник станины полагается ставить на опору. Он предложил мне заявить протест. Подумав, я ответил, что испытания действительно ведут неправильно, но протестовать не стану, потому что в боевых условиях такой случай вполне возможен, и там не будет времени смотреть, упирается или не упирается во что-нибудь станина своим сошником. А если на фронте, в боевых условиях, пушка выйдет из строя, что тогда? После боя ее починят, но бойцы потеряют веру в пушку, будут бояться, как бы она снова их не подвела. А орудийный расчет должен верить в то, что пушка никогда не подведет. Нет, лучше уж нам здесь поволноваться, чем бойцам на фронте.

- Дело ваше,- сказал Чебышев,- а я бы заявил.

- Нет, не стану.