Сидящий передо мной начальник АБТУ не допускал и мысли, что на поле боя кто-то почему-то сможет помешать ему влететь со своими конями-танками на позиции врага и там все проутюжить гусеницами. В процессе беседы я несколько раз пытался напомнить ему, что и противник имеет артиллерию и танки. К тому же танки противника находятся в более выгодных условиях, чем наступающие танковые эскадроны комкора Павлова, — они в любую минуту готовы к открытию огня и маневру. Ошибочно думать, что противник в нужный момент не использует артиллерию и танки против наступающих. Таким образом, наступающим танкам придется не только "утюжить гусеницами" убегающего противника, но и преодолевать огонь артиллерии и отражать контратаки танков противника. А здесь мало гусениц и быстроходности, нужны мощные пушки.
Долго продолжался наш разговор. Комкор Павлов твердо отстаивал свою теорию использования танков в бою. Мои доводы были для него неубедительны, а на мое утверждение, что наши танки со слабым пушечным вооружением бесперспективны, он и вовсе не отреагировал. На прощание он посоветовал еще раз подумать и оценить возможности и задачи танков.
Итак, что же такое танк? "Повозка для пушки" или "механизированная кавалерия"?
В предвоенные годы вопрос этот никому не казался сложным. Концепция комкора Павлова даже нашла отражение в очень популярном тогда "Марше танкистов": "Броня крепка, и танки наши быстры…"
Вернувшись на завод, я рассказал на техническом совещании КБ о результатах моих консультаций в Автобронетанковом управлении. Конструкторы были огорчены, что нас не поддерживает потребитель, но это не поколебало нашей уверенности. Решили все же не спешить и еще раз со всей тщательностью проверить ход наших рассуждений. Через некоторое время мы вновь собрали техсовет, всесторонне обсудили проблемы танковой артиллерии и пришли к выводу, что наши взгляды и оценки перспективной системы пушечного вооружения танков верны и все задуманное нужно внедрять.
Было ясно, что мы находимся в начале нового направления работы КБ. Но как доказать свою правоту!
Путь был только один — делом. Заказ на специальную танковую пушку, добытый стараниями Р. Е Соркина, у нас был. И хотя тактико-технические требования к орудию были явно заниженными, для начала требовалось сделать хотя бы эту пушку на максимально высоком уровне. А дальше, согласуясь с обстановкой, отыскивать и другие пути претворения в жизнь наших взглядов на вооружение советских танков мощными пушками.
Новой 76-миллиметровой танковой пушке присвоили заводской индекс Ф-32. В основу ее легла схема 76-миллиметровой дивизионной пушки Ф-22. Основные агрегаты: ствол с затвором, накатник и люлька — в то время нас вполне удовлетворяли. Требовал коренной переделки лишь тормоз отката, для танковой пушки он был непомерно сложным.
Главное артиллерийское управление, давая нам ТТТ на танковую пушку, считало, вероятно, настолько бесперспективной нашу затею, что даже не определило конкретно танк, для которого наша пушка предназначается. Не увенчались успехом и наши попытки получить чертежи боевого отделения какого-либо танка по выбору ГАУ. На помощь нам пришли Соркин и его коллега из АБТУ военный инженер В. И. Горохов, который убедил свое руководство в необходимости знакомства конструкторов с боевым отделением танка. Через несколько дней с военной базы на завод был доставлен легкий танк БТ-7 выпуска 1935 года. Габариты боевого отделения этого танка были, конечно, меньше, чем у тяжелого танка, для вооружения которого создавалась новая 76-миллиметровая пушка. Однако выбора не было. Мы исходили из того, что если наша пушка "впишется" в легкий танк, то в любой другой поместится наверняка.
Ведущим конструктором по Ф-32 назначили Муравьева. Создание тормоза отката поручили сектору Мещанинова. Ласман вел разработку люльки, передняя часть которой выступала за пределы бронированной башни и потому требовала для себя броневой защиты.
Танк БТ-7 был вооружен 45-миллиметровой пушкой, которая значительно уступала по мощности пушке Ф-32 и занимала в боевом отделении танка меньше места. Желая все же вписаться в габариты БТ-7, мы решили применить для ствола нашей пушки высоколегированную сталь и ограничить длину отката 30 сантиметрами. Это потребовало конструктивно переделать копирный полуавтомат затвора, который был с большой тщательностью отработан на пушке Ф-22. Необходимость создать новый, в сущности, затвор для танковой пушки заставила нас уделить этому агрегату много внимания.
Конструктивно-технологическое формирование затвора поручили молодому, глубоко думающему конструктору Василию Сергеевичу Иванову. Он пришел к нам в КБ из отдела главного технолога, где занимался конструктивной разработкой оснастки и инструмента. В помощь ему выделили группу сотрудников КБ, постоянно помогал и расчетно-исследовательский сектор.