Оружие Темноты

Она летела вниз в полной темноте. В абсолютной темноте без каких-либо очертаний, без формы и размера. Ида теперь вовсе не чувствовала своего тела, даже от сияющей легкости рдина не осталось и следа. Она просто перестала существовать. Она соединилась с темнотой, став ее частью… Но вдруг, словно вырастая из нее, она стала чем-то огромным… Огромным шаром, катящимся куда-то. А впереди нее, также возникнув из темноты, появился маленький шар и стал приближаться к ней, но вдруг он разросся до небывалых размеров, став больше ее, поглотив ее, смешав с темнотой. Но она возникла вновь, превратившись уже в маленький шар и сама покатившись на большой, но также неожиданно небывало увеличилась в размере. И так повторялось снова и снова. До бесконечности. Она чувствовала, что теперь летит куда-то вверх, хотя в этом пространстве верх и низ вряд ли существовали. Здесь не было ни форм, ни размеров, ни цветов. Попадая сюда, все переставало иметь значение, становясь частью единого, теряя свою сущность. Все законы, по которым жил привычный мир, переставали здесь действовать. Ничего больше не было… только бред, заполнивший ее мозг. Ида сходила с ума, и она знала это. На этот раз она была в этом абсолютно уверена.

Ноги девушки подкосились, и она бессильно повалилась на пол, даже не попытавшись ни за что ухватиться.

* * *

Кайрен шел за мальчишкой по коридорам герцогского дворца. Он, конечно, и сам прекрасно знал дорогу, но в том, чтобы идти на полшага позади Таиса, было одно неоспоримое преимущество — так не нужно было следить за выражением своего лица, и можно было позволить себе еще несколько минут наедине с собственными мыслями. И разговаривать тоже не нужно было. Впрочем, Таис и сам не сказал ни слова. Он торопился, стремительной по-мальчишески немного неуклюжей походкой идя вперед, лишь время от времени оглядываясь назад, на Кайрена, словно убеждаясь, что тот следует за ним. Кайрен шел. И он тоже торопился: Таис уже сказал ему достаточно, чтобы для этого была причина!

По дороге им никто не попался — в этой части дворца никогда не было особенно многолюдно, а, тем более, сейчас: соляная буря на всех, даже на слуг, действовала одинаково угнетающе, заставляя искать убежище в собственных спальнях за толстыми стенами и надежными металлическими ставнями. Только они вдвоем и шли по бесконечным полутемным переходам. Вообще-то обычно герцогский дворец освещался очень даже неплохо. Но энергия вырабатывалась ветровыми генераторами, установленными в океане, и теперь из страха, что они не выдержат перегрузок, их просто отключили. И дворец, перейдя в режим жесточайшей экономии, погрузился в полумрак, особенно те его части, что предназначались исключительно для слуг и не предполагали посещения их более знатными особами. В руке у Таиса был ксол* [*Ксол — осветительный прибор на автономном источнике энергии. Могут быть различной мощности, которая прямо пропорциональна размеру прибора. ] — совсем небольшой диск, который тот держал на ладони вытянутой перед собой правой руки. Кайрен знал это, но прибора видно не было, и, наверное, поэтому никак не удавалось избавиться от ощущения, что ровный мягкий и слегка желтоватый свет исходит прямо от кожи мальчишки.

Таис, в последний раз повернув, остановился и распахнул одну из многочисленных в этом коридоре дверей. Кайрен вслед за ним шагнул в такую же полутемную, освещенную лишь рваными пятнами ксолов, комнату. Мужчина уже как-то раз бывал здесь. Это была комната Ривы и ее дочери — Джами, совсем еще молоденькой девушки, которая оказалась достаточно хорошо воспитана, чтобы два дня назад герцог Вейд выбрал ее для свиты прилетающей на планету дочери императора. И еще она оказалась достаточно преданной своему долгу, или достаточно смелой, или достаточно глупой, чтобы сегодня днем, когда стало ясно, что соляная буря не пройдет стороной, рвануться из безопасного дворца на пирс, к герцогской яхте, за принцессой, неподозревающей ни о чем…

В комнате было три женщины, но Кайрен, даже не взглянув на двух из них, стремительно прошел к третьей, сидевшей на узкой, застеленной скомканным и смятым покрывалом старой кушетке. Он знал Риву очень долго. Фактически — с самого своего рождения. Ей было не так уж много лет — Кайрен помнил об этом. Но сейчас выглядела она настоящей старухой. Ее лицо осунулось, глубокими бороздами обозначились даже самые незначительные морщинки, кожа была бледной до желтизны, переходящей в воспаленные красно-фиолетовые синяки вокруг глаз. И даже волосы, светлые, как помнил Кайрен, сейчас казались седыми. Рива рыдала, захлебываясь собственными слезами, задыхаясь, вздрагивая всем телом, вцепляясь пальцами в облезлую обивку кушетки. Две другие женщины пытались успокоить ее: одна присела позади Ривы, словно ребенка, поглаживая ее по ссутулившейся спине и спутанным волосам, другая стояла за спинкой дивана, что-то тихо и монотонно говоря. Они обе почти одновременно повернулись в сторону вошедших, а вслед за ними вскинула голову и сама Рива.