Оружие уравняет всех

Живнов возвращался из небытия. Он будто голышом с мороза забрался в раскаленную добела баню, где обмороженная кожа тут же сползла лоскутами. Он не открывал глаз, боясь увидеть могильную тьму. Точно знал, что лежит на каменном ложе. Туда его дотащили волоком. За руки или за ноги? За руки. Оказалось, теперь он обладал уникальным качеством мысленно возвращаться в будущее, вселяться в животных и птиц. Вот его разум проник в орла, и он с высоты увидел четырех человек. Один лежит на потрескавшейся земле, второй опустился перед ним на колени, третий стоит в стороне и не принимает участия в жутком ритуале. Четвертый… Четвертый только фигурой походит на человека. Его лицо покрыто известковой пылью, под одеждой угадывается выветрившийся за годы скелет. Он открывает рот, и на высоту птичьего полета взметается короткое слово: «жамби». Это слово знакомо человеку, который неподвижно лежит на земле. Оно означает «привидение». Потом ввысь летит другое слово, которым называли черного змея из африканских поверий, врага солнца, самого света и радости…

Жаба, жаба, жаба. Кто-то говорил про жабу. При чем тут жаба?

Живнов рухнул с высот в свое неподвижное тело. Ему трудно дышать. Может быть, это связано с жабой? Жаба давит…

И вдруг его пронзила страшная мысль, жуткая догадка. Он долго не решался проверить ее, дабы не лишиться рассудка. Но вот прошла минута, другая… На его глаза должны были навернуться слезы, но их не было. Как не было дыхания. Он не дышал. Он лежал на камне, абсолютно неподвижный. В груди не ощущалось пустоты – наоборот, она была заполнена чем-то посторонним; так набивают труп в морге, чтобы придать ему приличествующую для погребального торжества форму. Его сердце не билось.

Вот сейчас, сейчас оно забьется. Стукнет раз, другой, замолчит, чтобы набрать привычный ход. И пусть пульс будет учащенный, пусть будет замедленный, но пусть он будет, о господи…

Он бы отдал все, чтобы почувствовать, как по его холодной щеке катится холодная слеза…

Он умер? Если бы так… Он с каждой минутой, проведенной в склепе, приближался к истине. А если быть откровенным, он бежал от нее.

Он был мертв. Его тело умерло. Очередь за его разумом. И он предчувствовал дикую охоту за ним. Он увидел громадные черные губы, приникшие к щели в камне, высасывающие его душу, остатки его разума. Услышал чье-то натужное сопенье, свист выходящего наружу воздуха, а вместе с ним и первые обрывки своих мыслей. Еще секунда, и он потеряет их. Что дальше? Что дальше?

Надо пробовать дышать. Как это сделать? Он не знал, как дышать. И если бы в его грудь ворвался хотя бы тонкий воздушный ручеек, он бы спалил его грудь. Воздух был там лишним.

А если попробовать подвигать пальцами, а потом и рукой?

В теле нет и капли крови. Тело холодное. И кровь кристаллизовалась. Если он согнет палец, то услышит хруст соприкасающихся кристаллов.

Бред.

Бред?

Неужели он так подумал?

Бред – это самое ценное слово, самая ценная мысль за эти страшные минуты.

Страшные?

Страх прошел. Наступила пора познавать новый мир. Он почувствовал себя новорожденным, и двигали им лишь его мысли. Только они соединяли его с этим миром.

Выходит, он находился в потустороннем мире?

Недолго.

Не так долго, чтобы остаться там навсегда. Точнее, оставить там разум.

Одна неудачная попытка согнуть палец, другая. Стоит ли продолжать? С таким же успехом живые могут попробовать сдвинуть предмет, не прикасаясь к нему.

Он без одежды. Нет, в брюках. Только сейчас он осознал это. Он почувствовал ткань своим безжизненным телом. Но такого не может быть.

Не может.

Скорее!

Он подстегнул себя: скорее! – иначе уйдет, пропадет навсегда это жизнетворное соприкосновение кожи с одеждой.

Ну, какая она, мокрая или сухая? Нет, это лишнее, ты слишком многого хочешь.

Он не заметил, как один за другим согнул пальцы и почувствовал их, сжатыми в кулак.

Нервы. Нервные окончания. Они живы.

Ему вдруг почудилось, что он дышит, но просто замерло время, и все то, что пронеслось в голове, что протянулось, – все это уместилось между вдохом и выдохом. И он побоялся, во второй раз уже, что воздух обожжет его изнутри.

Он сжимал и разжимал пальцы, чувствуя их, слыша легкий хруст суставов. Согнул руки, поднес их к лицу, осталось открыть глаза и рассмотреть их. А вдруг в склепе темнота?

В склепе царил полумрак. Узкая полоска света, проникающая между двумя камнями, резала глаза. Живнову пришлось закрыть глаза, но, как показалось ему, свет проникал сквозь веки.

Он попробовал сесть. Получилось с первого раза. Правда, ему пришлось опереться рукой о шершавый камень. Он смог рассмотреть свои ноги со сбитыми в кровь ногтями. Скорее всего разбиты голени, но этого не заметно под штанинами.

Он начал привыкать к состоянию, которое так напугало его. Он не чувствовал своего дыхания, но разве сейчас это важно?.. Он был жив, и этому не требовалось никаких доказательств.

Разглядел и свои руки: грязные и также со сбитыми ногтями, будто рыл яму. Но боли не чувствовал. Но хватит о чувствах. Нужно выбираться отсюда.