Оружие в его руках. Часть 3

Когда на моем пути появилась Андреа, я снова вспомнил все чувства: боль, унижение, чувство вины и обиду. Я почувствовал себя снова тем маленьким мальчиком, на плечи которого с детства положили большую ответственность, с которой я, признаюсь, справлялся с трудом. Сидя у себя в комнате, я закутывался в свое большое стеганое одеяло, поворачивался лицом к окну, из которого была видна большая луна, и мечтал о счастливой спокойной жизни, давал себе обещания, что моя семья никогда не будет жить под гнетом отца. Но этому, увы, не бывать. Я с малых лет видел кровь и страх в глазах тех, кто минутой позже будет камнем лежать в ногах отца. Я боялся, как и боялся Стефано. Боялся и не мог справится со своим страхом, даже будучи почти под два метра ростом и каменными мышцами. От этого, наверное, и было паршиво видеть, как маленькая хрупкая девушка храбро терпела побои моего отца.

Я видел на семейных ужинах, как Андреа брезгливо морщила нос, когда её родители говорили друг другу нежные и приятные вещи, которых я никогда не слышала из уст своих родителей. Поначалу это вызывало во мне удивление, но потом в ней я узнал себя. Узнал, когда она отчаянно пыталась сторониться общества своего отца, как она, когда никто не видит, обсыпает его ругательствами. Я понял, что ей было невозможно жить в их обществе, что любовь её родителей – это игра. А нет ничего унизительнее, когда чувства выставляют напоказ, при этом не даря любовь наедине. Узнавая о ней все больше и больше, я замечал, как девушка была моим отражением в юношестве. С тех пор эта маленькая улыбчивая девочка пустила корни в моей сердце, сама того не зная.

Я помнил тот праздничный вечер, когда фонари светили разными цветами, словно из диско-шара, когда вся мафиозная знать вырядилась словно на благотворительный ужин, когда и я был одет в черный фрак. Черным, как мое состояние на то время. День моей свадьбы.

Когда Моретти предстала в вечернем платье с пышными юбками, мое сердце издало лишь один глухой удар, выбивая из легких весь воздух. Наваждение стало моим путеводителем. Я больше не видел никого. На автомате учтиво принимал поздравления, соглашался со всеми репликами отца, а глазами искал только её. Я смотрел на аккуратное лицо, покрытое тонной косметики и думал о том, какой она прекрасной была бы естественной. В домашней пижаме, с пучком на голове и совсем без макияжа. Она была такой утонченной, передвигалась, словно плыла по залу, улыбалась, озаряя и освещая своей улыбкой всех гостей. Она улыбалась, но глаза бегали от гостя к гостю, словно ей было неуютно. Она хотела сбежать, и, клянусь, если бы не мое положение, я бы украл её в тот же вечер.

Я не помнил, как, будучи уже изрядно пьяным, я шел за ней по приглушенному светом коридору. Я был гребаным сталкером, извращенцем, чувствуя влечение к семнадцатилетней девушке. Когда музыка совсем стихла, я пригвоздил её к стене и утонул в аромате её цветочного парфюма. Мое наваждение взяло вверх, и я украл поцелуй, чувствуя, как, она издала удивленный вздох, отвечала на него, и мне так хотелось зайти дальше. Меня отрезвил её всхлип, и тут я услышал тихие мольбы. Андреа, эта маленькая невинная девочка, умоляла меня остановится. Ей было страшно, и причиной этого страха был я. Хуже, чем тогда, я больше никогда себя не чувствовал. Я был ничтожеством, зверем в её глазах.

Со временем я поостыл. Нацепил на свое лицо привычную маску безразличия, хотя все ещё ощущал внутри меня агонию. Я был злым человеком, и решил дальше продолжать играть эту роль. Но она мне все больше нравилась, и мне нравилось выводить её на эмоции. Она часто прикрывалась безразличием, как я, или излишней радостью и покорностью, когда я знал, что настоящая Андреа не послушная овечка, а маленький волчонок. Волчонок, который был готов вырвать из чужих рук свое счастье, но стоило только кому заметить это, она убегала, прячась от глаз злых людей. Руша её равновесие, я знал, что разбиваю ей раз за разом сердце. Хотя на тот момент я ошибался, ведь вместо пожара в глазах, я встречал лишь сухую рыхлую землю.

Лиз была покорной и счастливой женщиной, ведь деля с ней постель, я пытался забыть образ Андреа. Я тратил всю накопившуюся энергию на нее, хотя всегда в голове представлял гребаную Моретти.. Это было неправильно. Я еще больше злился, и еще больше выплескивал свою дурь. Я заставлял свою никчемную жену молчать, чтобы не рассеять лицо моего наваждения в голове, никогда не открывал глаза. Злость, желание и чувство отчаяния копились во мне, и я не знал, как с этим справится.