Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы

В армии царила суровая дисциплина. Поскольку в ее рядах были люди самых различных занятий, в том числе и довольно много темных личностей – грабителей, игроков, всяческих мошенников и различного сброда, – всем им требовалась твердая рука. И такая рука обычно находилась порой буквально в образе капрала или сержанта, который предпочитал обходиться с подобными элементами домашними способами – хорошей трепкой где-нибудь за казармами, – а не отправлять провинившихся на гауптвахту, которой чаще всего и не было. Такие наказания практиковались в изобилии, а их частота и жесткость зависели в значительной степени от офицера, командира того или иного подразделения. Некоторые озлобленные и потерявшие всякую надежду на повышение люди (которые были в немалых чинах во время Гражданской войны и часто оказывались лейтенантами или капитанами в регулярной армии) становились особо строгими ревнителями дисциплины. Лишь с 1890 года система полкового производства в чине была заменена продвижением по старшинству в каждом роде войск. При прежней системе недавний выпускник военного училища, пришедший в полк лейтенантом, в силу превратности военной судьбы мог через месяц оказаться капитаном, тогда как в соседнем полку человек много старший его годами мог служить до седых волос и лишь незадолго до ухода в отставку становился капитаном. Деспотичность командиров была второй после пьянства самой распространенной причиной дезертирства.

Тем не менее армия оставалась подтянутой и управляемой. Во время сражений и учений она могла быть более расхристанной, но на парадах, даже в небольших фортах, солдаты всегда были затянуты в голубые мундиры и даже, если форт хотел блеснуть, маршировали под собственный оркестр. Не было и в помине равенства между офицерами и рядовыми или рядовыми и унтер-офицерами. Однако, в противоположность многим иностранным армиям, в американской не существовало классовых различий. Сын бедняка вполне мог получить рекомендацию в академию, как и любой другой человек. А закончив ее, он становился по отношению к рядовым буквально богом – всемогущим и внушающим благоговейный ужас, – который с равной властью правил и сыном миллионера, и потомственным оборванцем-нищим. Во время боевых действий, особенно в небольших подразделениях, допускалось некоторое отступление от формальностей. Но по возвращении в форт все снова вставало на свои места – соблюдались все требования военного этикета. Некоторых солдат это раздражало – как и бесконечная усталость, и постоянные требования соблюдать субординацию. Другие принимали такие отношения, различая под мелкими неприятностями и придирками главную суть и смысл армейской жизни. Некий сержант писал: «Те, кто не мог привыкнуть, подались «за холм» – дезертировали. Но в большинстве случаев все это были люди, без которых армия могла прекрасно обходиться».

Если многих солдат порядки в армии раздражали, то и офицеры считали, и не безосновательно, что их служба на родине не находит должной признательности, а все их усилия замирить Дикий Запад не поддерживаются страной. В самом деле, действия правительства, которые сплошь и рядом диктовались своекорыстием или некомпетентностью, имели своими последствиями бесконечную цепь возмущений, которые армия затем должна была подавлять и наказывать. Это недовольство правительством было подогрето тем, что сессия конгресса завершила свою работу в 1876 году, году битв при Розбаде[26] и Литл-Бигхорне[27], не приняв бюджета на следующий финансовый год. Для армии и флота это означало невыплату содержания до ноября 1877 года! У рядовых солдат было хотя бы их котловое довольствие, но офицеров и их семьи, по милости конгресса, ждала голодная смерть.

Поэтому вполне понятно, что в армии и на флоте усилились тенденции к «уходу в себя». Заброшенная, лишенная средств, преданная гражданскими властями, армия вознаграждала себя за скудость земных благ яростным презрением к тем, кто довел ее до такого состояния.

Военное министерство, которое должно было осуществлять связь между правительством и действующей армией, тем временем все больше и больше утрачивало контакт с ними. Один политический деятель того времени верно заметил: «Офицеры, которым повезло – или не повезло – быть на время направленными на службу в тот или другой отдел военного министерства, постепенно замыкались на своих теплых местечках, поскольку никаких временных ограничений на эту службу не существовало. Там, не имея никакой связи с действующей армией и оторванные от ее жизни, без всякого военно-политического руководства, они занимались чисто бумажной работой, лишь на словах будучи офицерами Генерального штаба. Реализация задач, стоящих перед страной, их ничуть не заботила».

Ситуация складывалась весьма опасная, поскольку Соединенные Штаты – богатая, дерзкая, полная энергии и силы страна – вот-вот должны были выйти на путь мировой державы.

Испано-американская война