Оружие Возмездия

— Пускай дрыхнет, — сказал подполковник. — В отличие от вас, лоботрясов, он действительно много работает.

А я все понять не мог, чего он вдруг засмеялся, когда мы с ним в туалете столкнулись.

Со временем я начал подумывать, что можно и тут остаться. Да, штаб — порядочный зверинец. Но зато кругом знакомые лица, а это в армии многое значит, если не всё. Как уверяла брошюра "Сержанты и старшины Воруженных Сил", недаром часто раздается в казармах и кубриках народная пословица:

Без коллектива

И жизнь не счастлива!

Очень жалею, что не прихватил с собой эту брошюру. Лучшее чтение в минуты жизни трудные, когда кажется, что ты полный идиот. Перелистнешь несколько страниц — и понимаешь: нет, парень, с тобой-то как раз все в порядке…

Весной перед штабом начала появляться каждый день пожарная машина. Поливала траву, чтобы та росла зеленее. Учебка готовилась сдавать выпускные экзамены. А меня вызвал замначПО.

Сначала мы просто говорили о том, о сем. Потом мне предложили, в очень мягкой и ненавязчивой форме, шпионить за Тягловым — собирать компромат. Потом спросили, тоже очень ласково, как продвигается работа над книгой про армию. Я ответил, что когда текст примет более-менее товарный вид, непременно дам товарищу подполковнику с ним ознакомиться. На том и расстались.

Стало ясно: надо привыкать к мысли об отправке в войска. Может, это и к лучшему. Пусть все идет как идет. В штабе мне уже нечему учиться. Я увидел здесь все, что мог.

— Мне будет скучно без тебя, — сказал Тяглов, — но я бы на твоем месте тоже ушел. Просидеть два года в штабе — это несерьезно. Ты должен узнать настоящую армию. Трудно придется. Но ты справишься.

Через несколько дней выяснилось, что оставить меня в учебке политотдел не может: армии остро не хватает сержантов. Это, кстати, была правда.

— В порядке нашей благодарности за работу можем предложить тебе выбор, — сказал начПО. — Два самых теплых округа — Одесский и Киевский. Куда хочешь?

— Киевский к дому ближе. — решил я.

В Мулино стало жарко и душно. Ветер гонял по плацу крупную пыль. Здесь, похоже, никогда не бывало терпимо, всегда через край.

— Значит, штабные козлы решили от тебя избавиться, — сказали сержанты из моей учебной батареи. — Перетрусили. Ладно, не падай духом. В войсках тоже люди служат. Ты, конечно, ни фига не обученный, но это ерунда. Все доучиваются на месте.

— Мужайся, — только и посоветовали знакомые из батареи управления.

У них там была легкая дедовщинка, и они представляли, как это должно выглядеть в суровом варианте.

— Ты слишком добрый для войск, — сказал Паша Гусев. — Хреново тебе придется.

— Обозлюсь, — пообещал я.

Надел парадную форму — и поехал служить дальше. У меня была слишком длинная для курсанта-выпускника шевелюра, самодельный широкий камуфлированный брючный ремень, модные электронные часы и наглая морда.

— Нас почти двадцать, — сказал я ребятам в поезде. — Если что, отобьемся. Главное — держаться вместе.

Как потом оказалось, ребята мне поверили.

А напрасно.

Бригада Большой Мощности знала эти штучки и пресекала их в зародыше.

ГЛАВА 9.

Дальний берег Днепра терялся в жарком мареве.

— Надо будет смотаться туда, посмотреть, как там люди живут, — сказал я на перекуре.

— Доплывешь? — недоверчиво спросил Голиней.

— Я когда плаванием занимался, у меня любимая дистанция была километр брассом. А тут на глазок столько же.

— Даже не пробуй, — сказал Верчич. — Утонешь, а нас вздрючат. Вчера Тхя проверял лазерный дальномер, стрельнул по тому берегу, оказалось четыре километра.

— Ско-олько?..

— Эх, ты, Москва. Это ж Днепр!

— Однако… Верно сказано: редкая сволочь долетит до середины Днепра.

— Ты тоже редкая сволочь, но даже не пробуй, — повторил Верчич. — И вообще, Москва, поменьше залупайся. Тебе сказано было подстричься?..

— У меня нормальные волосы.

— Тебе не положено.

— Слушай, мне и так до хрена не положено.

— Москва, не выпендривайся. Сегодня ты обрастешь, завтра Кузнечик твой обрастет… Думаешь, если вы такие здоровые лбы вымахали, мы вас не уроем? Тебя просто не мудохали по-настоящему, так, чтобы кровью ссал. С тобой по-человечески обращаются, ты это ценить должен.

— Ни хрена себе по-человечески… Коля, в ББМ дышать нечем. Молодые на положении рабов. Из личных вещей одна зубная щетка, да и то не у всех. Боятся зайти в казарму — там ведь каждую секунду кого-то бьют… С чего ты взял, что я выпендриваюсь? Я круглые сутки молчу. У меня один вопрос: вам самим-то не противно? Не стыдно?

— Москва, — сказал Верчич проникновенно, — если вас не пинать каждую секунду, вы не будете работать, и ББМ развалится. Это закон. Это армия. Тут никто добровольно ничего делать не станет. И ты не представляешь, что творили с нами. Вон, Вася еще застал наших дедов. Это была вообще жопа.

— Да, это жопа была, — вспомнил Голиней и передернулся.

— Постригись, — сказал Верчич. — А то пожалеешь.

— Эй! — позвал капитан Масякин. — Кончай перекур.

Мы пошли к миномету.