Оружие Возмездия

"Площадка" — это огороженная территория, на которой живет несколько частей. Помимо десанта, мы соседствовали с ракетчиками, зенитчиками и еще кем-то. Чтобы вы оценили высочайший уровень организации всего этого, упомяну только один момент. Хотя в двухстах метрах от нашей казармы стояла баня, мыться ББМ ходила через полгорода, на другую площадку, к летчикам. Мы обожали эти еженедельные прогулки, но убей Бог, не могли понять, за что нам такое везенье.

Впрочем, я, кажется, говорил — у нас в парке кто-то забыл танк.

Как именно строились отношения с соседями на высшем уровне, мы не знали, и знать не хотели. Поэтому если Крот сказал, что с нашей стороны забора — наша сторона забора, оставалость только ему поверить и впасть в меланхолию. Бригаду ожидал цирковой аттракцион. В нее должны были вернуться офицеры, выдернутые из-за воскресного обеденного стола.

— Посыльных ко мне, — распорядился Крот, — остальные бегом в столовую. Водитель дежурной машины сразу из столовой в парк, грузить краску. И поешьте как следует, ребята. Возможно, ужинать вам не придется!

Он сел к городскому телефону, снял трубку и поглядел на нее так, будто держал в руке гадюку.

Поели мы как следует. Переоделись в рабочее. Молодежи приказали отдыхать пока. Сняли с петель "калитку" — решетчатые ворота, закрывавшие проем в заборе между нами и ракетчиками. И набросились на щиты наглядной агитации. Разнесли в пух и прах это ржавое железо, только клочья полетели. Подогнали самосвал, зашвырнули в него бетонное основание и остатки рамы. Особенно усердствовал художник Витя, который год назад щиты расписывал. За последнее время он сильно прибавил в технике рисования и давно уже на щиты косился недобрым глазом.

Начали подходить офицеры. Те из них, кто не успел надраться до поросячьего визга, были пьяны в зюзю, дупель, сосиску и прочие интересные места. Наш Минотавр то строил зверские рожи, то хохотал до слез. А в короткие минуты просветления тяжело вздыхал.

Пявился грузовик с бочками уставной серо-стальной краски и охапками половых щеток. В кузове стоял бухой прапорщик Козолуп.

— Да здравствует Советская Армия, гроза капитализма! — орал он. — Ударим покраской заборов по агрессивным проискам блока НАТО! Ура, товарищи!

Старослужащие взяли кисти и начали очень медленно и невероятно тщательно красить бордюрные камни. Понятно было, что до ночи они с задачей справятся, но при этом надорвутся на всю оставшуюся жизнь.

Молодежь похватала щетки, окунула их в бочки и яростно атаковала забор. Энтузиазм подогревался грамотным инструктажем.

— Уясните, что вы сейчас работаете только для себя, — сказал молодым страшный сержант Тхя. — Потому что пока не закончите, спать не ляжете!

Вечерело. Чавкала краска. Мат уже не раздавался — он стоял. Приехал оценить размах бедствия полкан. Из машины не вышел, наверное, трудно ему было. Передал через замполита призыв биться насмерть.

Подполковник Миронов откликнулся на аврал неформально. Позвонил и объяснил, что у него жена неделю не трахана, и если его не перестанут отрывать от дела, он придет и затрахает всю бригаду, а завтра трахнет до кучи самого маршала Язова. А коли вверенный ему пушечный дивизион нуждается, чтобы выкрасить какой-то сраный забор, в мудром руководстве целого подполковника — тогда дивизион придется трахнуть в особо циничной форме… Поэтому командовать фронтом работ первого дивизиона прибыл неженатый капитан Черемисин.

— Слышь, ты, чмо! — говорил он ленивому маляру. — Вот сейчас меня доведешь, и я ка-ак дам тебе в лоб! Ты очухаешься после обморока, побежишь жаловаться. А я предъявлю справку, в которой написано: у капитана Черемисина динамическая невралгия на почве подрывной контузии. И полкан вместо того, чтобы меня отругать, должен будет выбить мне путевку на две недели в пансионат. Так что ты лучше не выпендривайся, уж больно соблазн велик…

Забор домучивали в свете автомобильных фар. Офицеры сгоняли прапорщика за водкой и заливали ею расстройство по бездарно прошедшему выходному. Деды сидели в кустах и поражались идиотизму происходящего. Раньше первое место в хит-параде армейского дебилизма занимал приказ ракетчикам посшибать на газонах все одуванчики. Мы с ними тогда чуть не подрались, когда увидели, как целая рота фигачит прелестные желтые цветочки ремнями. "Да нам самим противно это делать, — объяснили ракетчики. — Но командир сказал — чтобы газоны выглядели однообразно!". Ох, поганое слово "однообразно"! Армия — единственное место, где в него вкладывают положительный смысл.

Не помню, когда покраска закончилась, и кончилась ли она вообще. Помню только, что в понедельник министр приехал не к нам, а на совсем другую "площадку". Огляделся и заявил, что на казармах неправильно висят таблички. Надо их перевесить на уставную высоту в полтора метра.

На следующее воскресенье я попросился в увольнение. Решил напомнить себе, что за забором — чтоб он упал! — должна, по идее, быть какая-то другая жизнь. Хотя бы относительно разумная.