Оружие Возмездия

Мы прошли коридор из конца в конец, и майору не к чему было придраться. Я сам поражался, до чего хорошо все выглядит. За три дня, мать-перемать! Да мы герои!

Может, завтра наше художество поплывет и обвалится. Но сегодня — конфетка. А завтра нас тут не будет. А если мы, по прихоти товарища майора, задержимся в ББМ, и потолок рухнет, и Сиротин прибежит с воплями… Да я его при всем честном народе пошлю туда, где ему место! На косой крестик пошлю… Очень мне хотелось оставить нетронутым косой крестик на двери пятой комнаты — кабинета начальника штаба подполковника Мамина. Но Шнейдер сказал, что Сиротин этот крестик хорошо знает. Слишком мощно крестик отражен в журнале передачи дежурств по штабу. Я согласился, и Олеги крестик закрасили.

— Хорошая работа, — сказал Сиротин. — Думаю…

Мы уже были у двери его кабинета. И тут майор неожиданно сдал назад. И направился в сортир. Я проводил его недоуменным взглядом. Туалет-то мы не делали, был такой уговор с самого начала.

Из сортира донесся визг.

Визжал майор Сиротин.

— Что это, что это?! — кричал он фальцетом, нависая над раковиной.

Про раковину я забыл, честно говоря, Просто забыл. А она была основательно уделана краской всех цветов радуги.

Раковину две недели как изгваздал Витя, когда делал наглядную агитацию. Потом Витя поссорился с замполитом, послал его на косой крестик и убыл из штаба, демонстративно отказавшись убирать за собой.

Офицеры посмеялись — Витю все любили, а замполита никто, — и солдату Михайлову за эту неуставную выходку ничего не было. А раковина осталась, и никто ее отчистить даже не пытался.

— Безобразие! — кричал Сиротин. — Какая грязь! Почему не убрали за собой? Я не могу принять вашу работу, если вы оставляете за собой такой бардак! Не вижу службы войск, не вижу совершенно!

— Товарищ майор! — у Олега Большого вдруг прорезался командный бас. — Эта раковина была в таком виде еще месяц назад. Да она всегда такая была!

— Никогда!!!

— Две недели, — подсказал я очень спокойным тоном, заходя в туалет. — Две недели назад ее испачкали. И вы, товарищ майор, прекрасно знаете это.

— Я ничего не знаю! — заорал Сиротин. — Я не принимаю вашу работу! Всё!!! Идите отсюда! И несите службу!

Я стоял у Сиротина за спиной, а кричал он на Олега Большого, нависавшего над майором с фронта. И тут я увидел, как страшно у Большого дрожат губы. Мелко и страшно.

Он, похоже, на полном серьезе боролся с желанием треснуть Сиротина по фуражке. А колотушка у Большого была что надо. Майор бы провалился в туалет к ракетчикам. Жуя фуражку на лету.

То-то смеху было бы.

— Я ничего не знаю! Раковина была чистой! Работа не принимается, не принимается, ясно вам?!

— Това-арищ ма-ай-ор-р!!!

— Стой, раз-два! — скомандовал я голосом, которым прапорщик из анекдота останавливал поезд: вроде негромко, а слышно. Ввинтился между Сиротиным и Большим. Поймать взгляд майора мне не удалось — его глазки так и бегали. Ну да ладно. Я ж не гипнотизер.

— Товарищ майор, раковина будет приведена в надлежащий вид. Мы займемся этим немедленно и по исполнении доложим вам.

Сиротин опешил — так я был спокоен. От изумления он даже посмотрел мне в глаза.

А что мне еще оставалось?

— Товарищ майор… когда мы отчистим раковину… вы сочтете нашу работу в штабе… выполненной?

Не знаю, что в тот момент случилось. Я говорил очень низким голосом и давил, конечно, изо всех сил — руки уперты в бока, голова едва заметно раскачивается, — но истерика у Сиротина еще не могла пройти. Он не должен был подчиниться мне. Да я и не пытался сломить его волю. Я просто демонстрировал угрозу такого уровня, с которой нельзя не считаться.

— Товарищ майор. Мы отчистим раковину. Доложим вам об исполнении. Тогда вы примете нашу работу?

Он должен был ответить: "Посмотрим". Или: "Кому вы ставите условия, товарищ сержант?!". Или еще что-то в этом роде.

— Да! — пискнул Сиротин и пулей вылетел из туалета.

За спиной у меня тяжело дышал Большой.

Я крепко обнял его, отвел в угол и прислонил к стене. Рядом с Маленьким, который уже стоял там, чуть не плача. Большой тоже был на грани, его всего колотило, вот-вот слезы потекут.

— Спокойно. Теперь спокойно, товарищи Олеги. Теперь глядите, что я буду делать.

Я достал из кармана нож. Раскрыл его, встал к раковине и начал соскребать с нее краску. Не спеша.

— Я буду делать это очень долго. Очень медленно. Очень тщательно.

— Как… Как ты это вынесешь… — еле слышно произнес Большой.

— Я ничего не вынесу. Я просто буду очень спокойно чистить раковину. И вас к ней не подпущу. Сам буду чистить. Очень долго и очень спокойно. А где-то за час до обеда я зайду к этому… Товарищу майору. И скажу, что все готово. И поглядим. А вы пока отдыхайте. Можете даже уйти в казарму. Наверное так будет лучше. Хотя я не настаиваю.

Большой повернулся носом в угол. Маленький глядел на меня со смесью восхищения и ужаса.