— С самого появления в этом мире людей, — продолжал маг, сверкая глазами и обращая взгляд то к полулежавшему человеку, опершемуся спиной о холодные камни, то к яйцу, по-прежнему покоившемуся на постаменте. — Некоторым из наших предков было дано воспринимать эту вселенную не так, как большинству их родичей. И они не только видели и ощущали много больше, чем способны уловить человеческие глаза и иные органы чувств, но и могли усилием собственной воли изменять окружающий их мир сообразно своим пожеланиям. Таких было мало, быть может, один из ста тысяч, даже из миллиона, обладал возможностями большими, чем прочие его собратья. Таких людей стали называть магами, и с каждым поколением их способности становились все больше, хотя самих их рождалось меньше, чем изначально. И когда пришла пора создавать государства взамен вольных племен и кланов, маги решили, что они должны стоять во главе своих соплеменников. Но тогда они были слабы, слабы духом, ибо сразу же принялись истреблять друг друга в вечной борьбе за власть. И воцарилась Империя, которой правили обычные люди, силой оружия сумевшие уничтожить немало владевших искусством, а те, кто выжил, создали Кодекс, свод правил, которым до заката этого мира должны были следовать все чародеи, достигшие определенного уровня мощи и мастерства. Тайное общество, орден, если угодно, встал за спиной древних императоров, не претендуя более на власть, но поддерживая правителей в их начинаниях, помогая людям в яростной и кровавой борьбе с иными расами, не желавшими уступать место нашим далеким предкам под этими небесами. И даже когда наступил крах Империи, маги нашего народа по-прежнему чтили Кодекс, приняв роли советников, наставников, но не владык.
Мага переполняли эмоции, видимо, давно он хотел высказать свои сокровенные мысли, но прежде было не время для столь откровенных речей, да и подходящих слушателей, пожалуй, не находилось. Чародей возвысил голос, в котором зазвучала сталь, презрительно воскликнув:
— Глупцы! Мы несем печать великих богов, тех, чья воля поселила нас в этом мире, тех, кто сотворил нас, дабы люди, и никто иной, овладели этим прекрасным миром. Пора отринуть глупые и смешные правила и заветы древних старцев, что тряслись при одном упоминании императора. Тогда, в эпоху становления Империи, погибли лучшие из нас, самые сильные и решительные, а те, кто остался, были просто слизняками, не смевшими поднять взгляд на человека с куском кое-как заточенной стали в руке. И они желали, чтобы мы, их потомки, стали во всем подобны этим ничтожествам. И так было долгое время, но сейчас, в эти самые мгновения, рушится древний порядок, наступает новая эпоха, когда те, кто отмечен печатью богов, возьмут то, что принадлежит им по праву рождения. — Тогарус подошел к каменному постаменту, нежно коснувшись кожистой скорлупы, покрывавшей огромное, величиной почти с голову человека, яйцо. Ратхар лишь удивился тому, как Мелианнэ смогла скрывать его во время путешествия, решив, наконец, что оно могло увеличиться со временем. — Эльфы оказались слабы, им не хватило воли удержать в своих руках ключ к власти, оружие, должно быть, самое могущественно из всего, что когда-либо существовало в этом мире. И это лишь доказывает избранность народа людей, их первородное право властвовать над всем миром.
— Вот значит как, — рассмеялся, сплюнув кровь, Ратхар. — Все ради власти. Решил, что будешь править миром, чародей? Как же это смешно. Даже я знаю, сколько таких безумцев, одержимых жаждой власти, рождалось в нашем мире, но никому из них не улыбнулась удача, хотя за свою жизнь каждый из них успел пролить реки крови. И теперь ты решил, что драконы станут твоим оружием, которое сокрушит недовольных, ведь так?
— О да, — усмехнулся маг. — Ты же не понаслышке должен знать, что люди погрязли в сварах, что каждую секунду льется где-то человеческая кровь, что воины гибнут в схватках с себе подобными. Гибнут из-за жалкого клочка земли, стада овец, бранного слова, что сказал один так называемый король другому в пьяном угаре. Так не должно быть! Эльфы никогда, если не считать их раскола в давние времена, обернувшегося памятной битвой, оставившей на челе нашего мира неисцелимый шрам, не воевали друг с другом, решая любые споры миром. Гномы, эти двуногие кроты, только и знающие, что вгрызаться в камень, точа корни гор, тоже не знают, что такое усобицы, когда льется родная кровь. И только люди в упоении истребляют друг друга, словно нет под боком врагов более пристойных. Я положу этому конец, — решительно произнес Тогарус. — Еще помнят великую Империю, могущественный Эссар, где споры между людьми решались согласно законам, незыблемым и единым для каждого, а не правом сильного. И я милостью богов восстановлю этот порядок, направив ярость людей против эльфов, гномов, прочей мерзости, еще живущей где-то на окраинах мира. И драконы станут моим карающим мечом, от которого не будет спасения смутьянам и бунтарям.