Злобин непроизвольно сжал кулак. Суеверным никогда не был, но сейчас острое предчувствие беды больно ударило по сердцу.
Он постучал в дверь.
— Войдите, — раздался зычный женский голос. Кабинет судмедэкспертов представлял собой полутемную комнатку, заставленную стеллажами. На свободном пространстве едва уместились два казенных стола и громадный сейф, выкрашенный почему-то в траурный черный цвет. Солнечный свет едва пробивался сквозь мутное зарешеченное окно. За окном рос раскидистый вековой вяз, и тени от листвы гуляли по стенам темными бесформенными разводами.
На одном столе горела лампа, полукругом освещая стол, машинку и кисти рук машинистки. Лица ее Злобин не разглядел, только белое пятно. Но это было и не важно, потому что хозяйка кабинета во всю мощь своей статной фигуры возвышалась посреди комнатки. Свет из окна высвечивал высокий начес, превращая его в яркий ореол вокруг головы женщины.
— Клавдия Васильевна, добрый день, — поздоровался Злобин.
— А, Злобин. Только что тебя поминала. — Клавдия Васильевна развернулась вполоборота, большего не позволял узкий проход между столами. Маневр получился угрожающий, словно боевой фрегат готовился к залпу бортовыми орудиями.
Клавдия Васильевна, старший судмедэксперт, была женщиной не просто видной, а монументальной, как изваяние богини плодородия. С ее голосом и формами ей бы в опере петь, а не кромсать трупы криминального происхождения. За глаза Клавдию Васильевну прозвали Василисой Ужасной, но как ни доставала она оперов, вслух произнести прозвище никто не рисковал. В медицину Клавдия Васильевна пришла из фронтовых медсестер, поэтому вида смерти не боялась и мужиками управляла сурово и жестко. Все опера ее откровенно побаивались, что выражалось в массовых подарках к Восьмому Mapтa. A забыть о дне рождения Клавдии Васильевны не мог себе позволить даже прокурор области.
— Вы же сегодня выходная, Клавдия Васильевна, — начал наводить контакт Злобин.
— С вами только в гробу отдохнешь, — патетически вздохнула Клавдия Васильевна. — Обманули самым подлым образом, гады! Сказали, что сегодня зарплату дадут. Я, дура старая, и купилась. Привычка у меня от социализма такая осталась, Злобин, зарплату регулярно получать.
— Насчет зарплаты, к сожалению, не ко мне.
— А как прокуратура смотрит на регулярную невыплату зарплаты? — угрожающе подняла голос Клавдия Васильевна.
— Сквозь пальцы, естественно. А почему у вас телефон занят? — Злобин решил уйти от малоприятной темы.
— А потому что некоторым работникам лениво оторвать ягодичные мышцы от стула и лично приехать за протоколом, — изрекла Клавдия Васильевна. — Так, девочка, на чем остановились? — обратилась она к машинистке.
— Перелом третьего шейного позвонка, — робко отозвалась машинистка.
— Зато у меня будет перелом таза. — Клавдия Васильевна попробовала задом расширить жизненное пространство. Но тяжелый стол не поддался. — Слушай, Злобин, ну как в таких условиях работать?!
— Абсолютно невозможно, — согласился Злобин.
— Между прочим, скажи своему прокурору, что трупы теперь будет возить к себе домой. У нас холодильник накрылся.
— Это как? — насторожился Злобин.
— Молча! — бросила Клавдия Васильевна через плечо. — Расчлененку я как-нибудь в малый холодильник забью, а цельные трупы складывать некуда. И пусть думает быстрее. Не почините за сутки, придется кремировать все, что там сейчас лежит, иначе утонем в трупном яде.
— Но по ним же еще дела не закрыты! — ужаснулся Злобин.
В бюро судмедэкспертизы свозили трупы со всего города и окрестностей. После поножовщины и огнестрельных ранений на них еще можно было смотреть. Но то, что вылавливали из воды или по кускам собирали с мест происшествий, никакому описанию не поддавалось. И за каждым куском человечины стояли статья, суд и приговора которые еще надо умудриться обеспечить.
— Ты меня на совесть не бери. — Клавдия Васильевна. потрясла пачкой бумаг. — Видал?! В собственный выходной горбачусь. Все протоколы по трупам, что за мной числятся на сегодняшний день, закончу, а дальше как хотите. Не приведи господь, серьезное ДТП произойдет, трупов на десять, — куда их деть, знаешь? Хоть рефрижератор во дворе ставь.
— А что, идея… — Злобин нарвался на такой взгляд, Клавдии Васильевны, что счел нужным переключиться на другую тему. — Кстати, а с трупом сердечника с Верхнеозерной уже закончили?
— Это к Черномору, — отмахнулась Клавдия Васильевна. — Он его до сих пор мусолит.
— Ладно, я после обеда заскочу. — Злобин повернув к дверям.
— А ты в прозекторскую загляни. Он еще там, — бросила вслед Клавдия Васильевна.
— Кто? — оглянулся Злобин.
— Черномор. — Клавдия Васильевна поправила высокий начес. — Распыхтелся, как электросамовар, говорит, что-то странное нашел.
Злобин выскочил в коридор, быстро свернул в боковой отвилок, толкнул ногой дверь в прозекторскую.
— Есть кто живой? — выдал он привычное приветствие.
Ответом была тишина. Тягучая и безысходная, как липкий запах прозекторской.