Оружие возмездия. Тотальная война

Группа захвата поняла, что нарвалась на засаду, стала огрызаться короткими очередями. Не таясь, вскрикивали и громко стонали от боли. Только их автоматы работали бесшумно. Над лесом раздавались лишь очереди глухих хлопков, словно ветер доносил откуда-то издалека тарахтение застрявшего в грязи мотоцикла. Боевики Энке поливали опушку свинцом, надеясь подавить невидимого снайпера. А он четко посылал пулю за пулей в живые мишени.

Сакура наблюдал в прицел, как гасли и больше не вспыхивали огоньки пламени, вырывавшиеся из стволов группы захвата.

На тыльной стенке гаража появились две тени, прижавшиеся друг к другу. Кто-то вытащил из-под огня товарища.

Сакура навел прицел на раненого.

Первую пулю положил ему в грудь, две — в голову того, кто его поддерживал. Рухнули оба, гулко ударив спинами по стене гаража.

Сакура нажал тангенту на своей рации. — «Лотос», «Лилия», стоп, — скомандовал он. Огоньки в прицеле сразу пропали. Снайперы прекратили огонь.

Ни на поляне, ни на опушке не было слышно ни звука. Ничего не потревожило обрушившейся с неба тишины. Но Сакура знал, сейчас его снайперы ползут к дому. Еще немного, и их рукава тоже станут мокрыми от крови…

Черное солнце

Срочно

Конфиденциально

г-ну Хиршбургу

Акция по плану «С» успешно завершена. Объект «Урсус» и его группа в количестве тринадцати человек ликвидированы.

Агенты «Лотос» и «Лилия», принимавшие непосредственное участие в акции, мною ликвидированы.

Сакура

*

Срочно

Конфиденциально

г-ну Хиршбургу

Установлено, что за время, непосредственно предшествовавшее акции, с мобильного телефона «Урсуса» был произведен звонок по известному нам номеру, принадлежащему Забелину К.В., установленному сотруднику резидентуры СВР, работающему под дипломатическим прикрытием. Последний звонок произведен по номеру мобильного телефона с кодом Москвы, предполагаю — принадлежащим «Мангусту».

Видеозапись встречи «Мангуста» с агентом «Мисти» и материалы, добытые «Сакурой», немедленно направляю в Ваш адрес.

Жду Ваших указаний.

Иоганн Блюм

Глава двадцать третья. Нас не догонишь

Странник

Максимов с первого взгляда не узнал Энке, настолько смерть исказила черты лица. Даже в самом положении тела было что-то неестественное: Энке словно выгнул дугой эпилептический припадок.

Максимов пощупал плечо немца. Мышцы оказались каменными. Трупное окоченение развивается спустя несколько часов, а Энке двадцать минут назад был еще жив.

Максимов направил лучик фонарика на рану. У всех девяти боевиков, что лежали вокруг дома, кто-то аккуратно и умело вспорол яремную вену. Энке добивать не стали, тот, кто его убил, был абсолютно уверен в своем оружии. Ранка была точечная и не глубокая, словно укололи шипом. Кровь пошла только из-за того, что случайно был задет крупный сосуд.

«Яд, — сделал вывод Максимов. — Интересно, кто это у нас такой умелец?»

Он опустился на колено, направил луч фонарика параллельно земле. Влажный ковер из сосновых иголок был истоптан тяжелыми бутсами Энке. Следы убившего его человека читались с трудом. Он явно был легким, не более шестидесяти килограммов. И носил не более тридцать шестого размера обуви. Сама обувь была странной — подошва без рисунка и каблука.

Максимов проверил карманы Энке. Мобильный телефон не работал, стоило снять заднюю крышку, чтобы выяснить причину. Поэтому Максимов не удивился, когда не нашел записной книжки. Легконогий убийца унес с собой всю информацию, которую смог найти.

«Скольких обрадует твоя смерть и сколько будут скорбеть? — мысленно обратился Максимов к убитому. — Боюсь, что первых будет куда больше».

Он достал из кармана куртки фляжку, тщательно стер свои отпечатки, приложил к металлическому боку негнущиеся пальцы Энке, засунул фляжку в карман его плаща.

Встал, закинул на плечо ружье и, особо не таясь, пошел к домику.

Остановился на пороге, бросил взгляд на три трупа у ворот гаража. Кровь на траве в предрассветном сиреневом сумраке казалась маслянисто-черной.

— Это я! — крикнул Максимов по-английски, предупреждая о своем приходе. Толкнул дверь.

— Зачем так кричать? — громко прошептал Леон из гостиной. Свет в ней не зажигали, и по стенам все еще плескались отсветы огня.

— Да, ты прав, на кладбище не кричат.